Елена Радецкая - Нет имени тебе…

– С Леней все в порядке, – сказала мне женщина, загородив собой проход и не собираясь меня впускать. – Он в больнице, лечится и весьма успешно.

– А вы не знаете случайно, что с Германом, он учился с Леней в одном классе…

Я была почти уверена, что она не в теме, но женщина сказала:

– Это тот, который сгорел?

Больше я не слушала, куда-то брела, дождь прошел, промокла до нитки. Как-то оказалась у Финбана, зашла под крышу, погреться. Пялилась в расписание электричек и решила, что поеду к Анне Иванне, к училке.

Сведенборг пишет про загробный мир. Там у него нестрашно и всем хорошо. Смысл в том, что все продолжается, человек после смерти остается самим собой и живет прежней жизнью. На Небесах он находит себе подобных и с ними контачит. Не стал бы здесь, у нас, профессор какой-нибудь или академик дружить с бомжом, и на Небесах академики стремятся к академикам, а бомжи – к бомжам. Каждый ищет себе подобных. Хорошие люди продолжают жить в светлом мире, а преступники – в болотах, пещерах и развалинах. Фишка в том, что Ад им нравится, они по кабакам сидят, пьяными в канавах валяются и в солнечный Рай не стремятся, им нечего там делать. Никто не мучается, все добровольно. Вход в Ад и Рай – открыт. Выбирай по душе! И народ выбирает.

Читала даже не без удовольствия, как фантастику, только это гораздо интереснее. А потом духовидец стал повторяться, и я его бросила.

Вечер тихий, теплый, небо залито странным цветом, розовым с лиловатым оттенком, Муза такой называет фуксиновым. Откуда это слово? Может, от цветка фуксии? Сходила в дальний магазин за пивом, а потом до полночи размышляла о том свете, потому что я не хотела бы там попасть в коммуналку на Чайковского, где нарки валяются по углам и пену изо рта изрыгают. Меня тянет туда, где чисто и светло, где солнце, к ангелам меня тянет, только вряд ли моя компания их устроит, а может, она и мне не сгодится. О чем я, к примеру, стану говорить с мудрым и добрым ангелом, я же неуч с вредными привычками! Они меня отринут, да мне с ними и самой станет некомфортно. Так куда ж я там пойду?

Потом я подумала, куда мать попадет на том свете. К благопристойным домохозяйкам, вот куда. Они будут делиться названиями моющих средств, рецептами заготовок и одалживать друг другу крышки для закрутки огурцов. А Муза куда? Представления не имею. С ней сложный вопрос, потому что она грешница, она сделала много абортов. Хотя кое-что ее оправдывает. Время было такое, считалось, что до трех месяцев зародыш не человек, а кусочек мяса, как какая-нибудь опухоль. Никто им не говорил, что аборты – грех, детоубийство, а нам талдычат, всю плешь проели. Так что, может, все ее аборты одного моего стоят. Я знала, что делала. Я ненавидела своего ребенка, я боялась его.

А может, на том свете мне придется сосуществовать с матерью и Музой? Тогда совсем завал!

Открыла пробку пивной бутылки о ступеньку крыльца, сделала глоток из горлышка и стала думать о том, сколько в мире всего естественного и искусственного, сколько труда нужно было, чтобы создать бутылку пива. Это же ахнуть можно! Кто-то зерно выращивал, обрабатывал, соединял всякие компоненты, чтобы напиток получился, бутылку делал, этикетку печатал и пробку штамповал. А потом пиво разливали, закупоривали, в магазин везли и продавали. Да, еще ведь и художник потрудился, чтобы этикетку нарисовать! Настроение было философское, и совсем некстати Ярик приехал. Я увидела его раньше, чем он меня. У порога стояли резиновые сапоги, опустила бутылку в сапог и приняла мечтательный вид.

Что-то совсем поздно он приехал. Выложил банку с тушенкой, полуметровый темно-зеленый, гладкий огурец, майонез, круглый хлеб, шоколад и бутылку красного сухого вина. Естественно, закралась мысль: не собирается ли остаться ночевать? Совсем нежелательно. Если он через два часа не отвалит, на последнюю электричку не успеет.

Сели за стол. Я кое-как нарубила огурец, сверху выдавила майонез. С хлебом и холодной тушенкой – клевый хавчик. О том о сем – до Сведенборга дошли. Ярик говорит, что Сведенборга можно сравнить с Леонардо да Винчи. Эка, куда хватил!

– По необъятности интересов и занятий это типичный человек Возрождения. И в России такие были, в восемнадцатом веке. На нашей северной почве подобные цветы вырастали позже, чем в Италии.

– А у нас тоже кто-нибудь вырос?

– Архитектор Львов.

– Тоже провидцем был?

– Провидцем не был, но занимался и науками, и искусствами, и во всем был талантлив.

– Но с Леонардо да Винчи их вряд ли можно сравнить.

– Почему же нет? Сведенборг был механиком, математиком, анатомом, военным инженером, медиком, политиком, экономистом, металлургом, геологом, химиком, – Ярик загибал пальцы, подсчитывая, кем был человек Возрождения, а когда пальцы двух рук кончились, пошел по второму кругу, – переплетчиком, часовщиком, оптиком. Музыкой увлекался. Изобретал летательный и подводный аппараты. Я уж не говорю о его главной миссии, о его труде. Он был всем!

Марго после такой тирады обязательно высказалась бы: «Только срать не просился».

Ярик все трындит, а время идет! Я начала нервничать.

– В какой-то мере он выше Колумба, он – исследователь неведомых духовных земель, небесных тайн!

– Подожди-ка, что-то я не врубилась. Ты же точными науками занимаешься, ты же без году неделя ученый человек. И что же, ты действительно считаешь, что Сведенборг разговаривал с ангелами и демонами?

– Так же как Ванга. Она не знала, с кем говорит, ангелы это или мертвые, или еще кто-то, однако тысячи ее пророчеств сбылись. А наука не опровергает существование людей, обладающих сверхчувственным восприятием.

Наверное, я тоже обладаю сверхчувственным восприятием, потому что слышала, как тикают обычно беззвучные часы за закрытой на веранду дверью. Продолжая разглагольствовать, Ярик начал затапливать камин, но у него ничего не выходило.

– А ты знаешь, сколько времени? – спросила я. – Ты успеешь на электричку?

– Не все ли равно, – отозвался он.

Отодвинула его от топки, разворошила и по-новой сложила полешки. Загорелось. Коломяжский опыт сказался.

– Как у тебя это ловко получается.

– Да, но камин я не топила, как ты просил.

А он опять о Сведенборге. И чем больше я Ярика слушаю, тем меньше у меня надежд, что он отвалит.

– Ты уверен, что Сведенборг не был вольтанутым? Я не подозреваю его в обмане, но бесконечные воздержания, недоедание, недосыпание к чему только ни приведут… Провидцев много, но рассказывают все по-разному.

– Рассказывают, если разобраться, почти одинаково. Нестыковка получается, потому что не существует человеческих слов, чтобы об этом рассказать. А есть такие вещи, которые можно передать только символами, в зашифрованном виде. Сведенборг считал, что и Библия требует расшифровки. Его учение о соответствии…