Мария Лебедева - Туфельки от «Ле Монти»

Никита не хотел отвечать ей в том же базарном духе. Честно говоря, запас его выдержки уже иссякал, и ему стало казаться, что Алла нарочно провоцирует его, ждет, чтобы он сорвался, тем самым дав повод жестокой мести. С другой стороны, Никита прекрасно понимал, что таким людям, как она, никакого повода и не нужно, тормозов для них не существует, и он может расстелиться сейчас перед ней и даже клясться в вечной любви, но никогда не узнает, какой винт повернется в следующую секунду в ее больной голове.

В общем, Никита был совершенно обессилен и измочален, а до желанного компромисса было так же далеко, как и в начале разговора. Внезапно он отчетливо осознал, что напрасно питал какие-то надежды, соглашаясь на эту встречу, потому что никакой компромисс здесь невозможен в принципе.

Он понял вдруг, наконец-то понял, что ей нужно было от него. Не деньги, даже не квартира и, уж конечно, не его любовь, — нет, ей был нужен он сам, со всеми потрохами, чтобы мучить его, истязать своими претензиями, обвинениями и бесконечными жалобами. Западня захлопнулась, и он понимал, что освободиться сможет лишь в двух случаях: если она влюбится в кого-нибудь, кто ответит ей взаимностью, или если она умрет. Иными словами, надежды не было ровным счетом никакой. Мерзкий холодок от сознания собственной обреченности пополз по спине. «Я убью ее», — мелькнула вдруг спасительная мысль, но тут же вспомнились слова Петра, что совсем негоже мотать срок за этакую дрянь.

Она перехватила его взгляд именно в тот момент, когда он подумывал об убийстве, и от страха прекратила рыдания. Никита видел, что она испугалась, но не имел ни малейшего желания успокаивать ее.

— Ну вот что, — оставив доверительный тон, жестко сказал он, — мне кажется, мы все выяснили, денег у меня нет, и помочь тебе я, следовательно, ничем не могу. Предлагаю разойтись по домам.

Всерьез ли надеялась она, что Никита заинтересуется проектом конкурса красивых сибирячек и возьмет на себя роль спонсора, или просто использовала очередной повод встретиться с ним и выступить в своем обычном репертуаре, разобраться было трудно. Да Никита и не хотел забивать себе голову подобными пустяками, он считал, что и так достаточно натерпелся за сегодняшний вечер, причем, как выяснилось, совершенно напрасно.

Она почувствовала, что игра окончена, что тон Никиты резко изменился, а во взгляде просверкивает такая неприязнь, похожая на ненависть, как при их последней встрече, когда ей показалось, что он вот-вот ударит ее. Она сказала, что ей надо привести себя в порядок, поднялась со стула и пошла в ванную.

Сначала Никита слышал журчание воды, затем все стихло и замерло. Подождав минут пять, он окликнул ее. Ответа не было. Полная тишина в ванной пугала его, он знал «хобби» своей бывшей жены резать вены или заглатывать снотворное, чтобы, как она говорила, «свести счеты с жизнью». И, хотя еще совсем недавно Никита думал, что именно это поможет ему обрести свободу, тем не менее он не мог допустить, чтобы человек, даже такой гнусный, погиб в двух метрах от него, а он бы и пальцем не шевельнул для его спасения.

Никита стал отчаянно барабанить в дверь и собирался уже выбить ее, как дверь вдруг отворилась. На пороге, загадочно улыбаясь, стояла Алла, которая, по ее представлениям, привела себя в полный порядок. Никита обомлел. Она сделала себе даже не вечерний, а концертный макияж, какой делают актрисы, чтобы зрителю и с галерки видна была их красота.

У нее было преувеличенное представление о своем обаянии, свойственное всем недалеким и самовлюбленным женщинам, поэтому теперешнее замешательство Никиты, как в свое время и его отвращение, она приняла за мужской интерес.

— Ну? — спросила она с таким видом, будто демонстрировала сногсшибательную экстравагантную модель.

— Что «ну»? — не понял Никита.

— Я тебе нравлюсь?

«У нее, должно быть, серьезный диагноз», — озабоченно подумал Никита и промычал что-то невразумительное, действительно не находя слов. Он торопился к Ирине, но понимал, что без него Алла из квартиры не двинется, поэтому до метро придется идти вместе с ней.

По дороге она все пыталась ухватить его под руку и весело, будто не рыдала два часа кряду, рассказывала о том, что в Новосибирске познакомилась с человеком, который собирается издавать роскошный журнал, рекламирующий достижения в области современного парфюма. Он предложил ей стать его фотомоделью.

— Представляешь, он так и сказал: «Ваше лицо, Аллочка, это капитал, его надо беречь». Она все забегала вперед, словно желая увидеть реакцию Никиты на свой рассказ, а Никита, спрятав подбородок в воротник пальто, думал лишь о том, какого черта согласился на эту квартиру, которая, оказывается, так далеко от метро.

— Еще он сказал, — щебетала она в упоении от собственного успеха, — «знаете, Аллочка, на Западе балерины страхуют свои ноги, а я бы застраховал ваше лицо». Представляешь?

С сомнением посмотрев на яркое, как у клоуна, раскрашенное одутловатое лицо своей спутницы, Никита подумал, что у нее в голове, наверное, произошел какой-то заскок и что познакомилась она с будущим редактором журнала вовсе не в Новосибирске, а скорее, в больнице Кащенко.

Расстались они на удивление спокойно, и Никита с облегчением отметил, что она не задала ни одного вопроса по поводу его невесты и его нынешнего местожительства. Но ее короткое: «Ну, пока!» и кокетливый взмах рукой при прощании насторожили его: так обычно прощаются, когда уверены, что через день-другой встретятся вновь.

Он не ошибся.

Через день Алла снова позвонила ему в офис и радостно сообщила, что у нее появились кое-какие новости по поводу конкурса, которые она хотела бы с ним обсудить. У Никиты возникло непреодолимое желание закричать, затопать ногами, как-то грубо обругать ее, но, зная, что их разговор может услышать секретарша, он сдержался и, стиснув зубы, проскрежетал:

— Алла, мы все уже обсудили, я тебе все объяснил, так какого же черта... то есть я хотел сказать: прошу тебя, не звони мне больше. — И положил трубку.

Через минуту звонок раздался вновь.

— Так вот ты как со мной поступаешь? — завизжала она.

Не отвечая, Никита снова положил трубку и попросил секретаршу не соединять его больше, если позвонит та же женщина. Настроение было испорчено. А ведь день складывался так радостно и спокойно, и Никите в голову не приходило, что она может проявиться по прошествии всего суток после их утомительного разговора, в котором, как ему казалось, он четко и ясно дал ей понять, что спонсором выступать не собирается. Но в ее больной голове определенно все повернулось как-то по-другому.

Утром Никита отвел Антошку в детский сад, расположенный недалеко от дома, и отправился к Феде забирать своего нового «скакуна», которого тот довел до образцового состояния. Федя утверждал, что теперь его «Москвич» уступает разве только иномаркам, да и то не всем, и при должном обращении прослужит ему долгую и верную службу.