Ольрика Хан - Пока Майдан не разлучит нас

Еще неделя, и я снова начинаю ходить в бассейн. Медленно, по-стариковски захожу в воду, расправляюсь, плыву… Как та Золотая Рыбка в фонтанном бассейне Беверли-Хиллз… Ах, Беверли-Хиллз… Мечты и грезы.

Мечты, впрочем, вполне осуществимы. Лешке подняли зарплату, и в его студии уже заикнулись о возможности подавать документы на рабочую визу. Если получится, Лешка уже не будет зависеть от моего студенческого статуса, и я смогу перебраться к нему на океан. Такая у меня задумка – бродить по океану, писать свои собственные книги и никому не служить. Но выглядит это пока чудом. Даже если прошение о рабочей визе будет одобрено, раньше следующей осени Лешка об этом не узнает. Значит, нужно как-то дотянуть. Варианта два – отложить защиту либо найти работу преподавателя. Если преподавание оформить как практику, учебный статус продлят, и я смогу остаться в США на время работы.

Первый вариант плох тем, что на него нужны деньги. Чтобы отложить защиту на полгода, мне нужно зарегистрироваться на следующий семестр, а это стоит несколько тысяч. Второй вариант хорош всем, кроме одного – работу найти дьявольски сложно. Вернее, найти легко. Сложно сделать так, чтобы тебя на нее взяли.

Просматриваю варианты объявлений о вакансиях. По моей специальности их не так много, и практически все они относятся к началу следующего учебного года. Поиск профессорской работы для свежеиспеченного Ph.D. нелегкое и долгое дело. Основная масса объявлений выставляется в сентябре-октябре. В ноябре-декабре комиссии по поиску кандидатов на должность изучают присланные им документы и выбирают до десяти лучших. Потом интервью по телефону или скайпу. Затем трое финалистов приглашаются на кампус для знакомства, дополнительных интервью, презентаций и лекций. В результате остается один счастливчик, и его имя известно уже в январе-феврале. Лидера гонки извещают о победе, присылается письмо-предложение, дается время подумать. Если выбранный кандидат дает согласие, другим присылаются вежливые письма о том, что им желают всяческой удачи. Подписывается договор, и уже к марту подавляющее большинство университетов знает, кого они взяли на работу на сентябрь.

Объявление на следующий семестр по моей специальности нахожу всего одно. Элитному колледжу гуманитарного направления на северо-востоке страны требуется профессор на весенний семестр. Работа начинается в январе, заканчивается в мае. Аппликационные документы стандартные: письмо о намерениях, транскрипт с оценками, отзывы студентов о прочитанных мною курсах, рекомендательные письма от трех профессоров.

Отлично. То, что нужно. Пишу письмо, прикрепляю транскрипт и прошлогодние отзывы студентов. Они вполне лицеприятны – из шести возможных баллов я набрала 5.4 – неплохо для иностранца, обучающего американцев критическому взгляду на их внутреннюю жизнь. Транскрипт вообще идеален. Все профильные предметы по международным коммуникациям, демократической теории и критическому медиа-анализу на отлично. Как по мне, так я им очень даже подхожу. Особенно учитывая, что мало кто из перспективных докторов наук защищает диссертацию в декабре – основная масса выпускается в мае.

«В общем, шансы у меня есть», – думаю я, и оказываюсь правой. Уже на следующей неделе получаю письмо о том, что моей кандидатурой заинтересовались и хотят провести телефонное интервью. В назначенное время раздается звонок. В режиме конференции меня интервьюирует человек десять – все живые и мертвые души факультета, в который я вожделею попасть. «Как бы вы преподавали этот курс? Какие еще курсы вам бы хотелось преподавать? О чем ваша диссертация? Какие дальнейшие исследовательские планы?» Запершись в кабинете Энтони, пытаюсь произвести впечатление на своих будущих коллег. Кажется, все отлично. Не сбилась ни на чем. Теперь как Бог даст. Я сделала все, что в моих силах.

А сил у меня по-прежнему немного. Организм приспосабливается к новым условиям бытия – без накопителя желчи. Приспосабливается с боем. Спазмами давая понять, что замысел Господний был несколько иным. Подавляю внутренний протест с помощью агрессивных препаратов.

Через три дня после интервью приходит письмо от секретаря – меня счастливы пригласить для интервью на кампус. Когда? Как можно быстрее. Возможно ли на этой неделе? На этой неделе?? Все мои внутренности скручиваются от одной мысли о необходимости немедленно куда-то лететь.

– У меня лекция в четверг. Заканчивается в одиннадцать утра. Надо посмотреть рейсы.

– Хорошо, пришлите мне расписание полетов, как только определитесь. Вас встретят в аэропорту. Только учтите – вам придется заплатить за билет самой, а мы потом компенсируем чеком. Годится?

– Да, хорошо, – соглашаюсь я, радуясь, что есть кредитка. По рассказам ребят, которые уже искали работу, знаю, что мало какие университеты и колледжи в наши дни выкупают билеты сразу.

Захожу на билетный сайт. Что?? Полторы тысячи самый дешевый?? Невероятно… Впрочем, что тут невероятного? До отлета остается всего два дня… Звоню секретарю. Спрашиваю, устроит ли их такая сумма, или, может, перенести интервью на несколько дней? Устроит. Главное – привезти все квитанции и чеки. Оплатят все: и такси, и питание в дороге. Ну, и прекрасно.

Вечером сообщаю Лешке, что в четверг лечу. Медведь бледнеет.

– Как?? Ты еще еле ходишь!!

– А что делать? – изображая героику, пожимаю плечами я. – Нам же нужно продержаться до твоей рабочей визы? Разве есть варианты?

Других вариантов действительно нет. Хорошо, что пригласили. Но раз уж приходится лететь, то хотелось бы, чтобы все получилось… Об этом пока боимся думать. Мечтать о новых рубежах будем по мере освоения плацдармов. Вижу себя на болоте, прыгающей с кочки на кочку. Оступишься – засосет. Отгоняю дурные мысли…

Три часа полета пролетают незаметно – распахнув лэптоп, готовлю слайды. Лекцию для студентов и презентацию для профессоров. Закрыв глаза, репетирую сопроводительные речи. Чем ближе подлетаем к Нью-Йорку, тем сильнее нервничаю. Спазмы. Спасаюсь очередной таблеткой и заготовленными орешками. Проверено – помогают. Почему – не знаю. Этого мне никто так и не смог объяснить. Ну, и ладно. Главное, чтобы во время презентаций не стало так же плохо, как случалось на лекциях – когда темнеет в глазах, и нужно переждать пару минут, пока все не вернется в норму. Мои студенты знают, что я сражаюсь с организмом за послеоперационный режим. Не хотелось бы все это объяснять при приеме на работу. Они-то, конечно, люди, но понятие «лузер» в англосаксонской культуре еще никто не отменял. Игра в рулетку. Вылетишь – не пожалеют.

Тащусь по аэропорту. Спасибо дорожной сумке на колесах – дойду. Перед тем как появиться на публике, делаю передышку в туалете. Критически оглядываю себя. Круги под глазами, волосы немного растрепаны, но в целом сойдет. Глядя в зеркало, тренирую улыбку – без нее в Америке никуда. Получается. Ну, поехали.