Ольрика Хан - Пока Майдан не разлучит нас

Выйдя за стеклянные двери, вижу табличку с моим именем. Табличку держит мужчина. Узнаю по фотографии с сайта. Дэвид. Антропология медиа.

– Хай, Дэвид! Я тебя сразу узнала! – излучаю радость.

– Хай! Добро пожаловать! Как долетела? – Дэвид тоже сияет.

Неискушенному в американском академическом этикете может показаться, что Дэвид действительно счастлив меня видеть. Это, конечно, не так. К концу обучения в докторантуре я это прекрасно понимаю. И не возражаю. Лучше ничего не значащая улыбка, чем ничем неоправданная злость. Игру принимаю.

– Все хорошо. Полет был прекрасным.

– Ну, и чудесно. Едем в ресторан – там будут почти все наши.

– Как мило!

«Ресторан? Вот так? Сразу? С самолета? Не отдохнув?» Возмущение, идущее от кишок, наносит голове сокрушительный удар. Голова реагирует искорками в глазах, но снаружи этих искорок не видно. Только радость и распахнутая улыбка. Я смогу. Я сделаю это.

До местечка, где расположен колледж, ехать часа полтора. В машине я немного расслабляюсь. Дэвид оказывается приятным собеседником. Рассказывает о своем исследовании в Австралии – о местном радио, которым пользуются аборигены. Интересно. Говорит, что если проложить прямую линию сквозь земной шар, то она соединит нас и то место, где он живет в Австралии. Кто бы мог подумать? Удивляюсь и смеюсь. Я благодарна Дэвиду. Благодаря его расслабляющей болтовне, в ресторан я вхожу нормальным человеком. Нормальным аппликантом на профессорскую должность – улыбчивой и готовой к общению.

В этом суть ресторанной встречи. После перелета, смены часового и климатического поясов общаться на любые темы легко и непринужденно сможет не каждый. Тот, кто не сможет – кандидат на отсев. Проверяется умение себя вести в стрессовой обстановке, которая, в общем, есть повседневной для академической среды. Когда плохо себя контролируешь, легко выдать реальные чувства. Я боюсь выдать только одно, но важное чувство – я ненавижу идею этого ужина и того, кто ее придумал.

Разговор ни о чем и обо всем. Обсуждение документального фильма какой-то альтернативной компании, свежей статьи в Нью-Йорк Таймс о будущем печатных СМИ, только что вышедшей книги известного медиа-философа… Я не смотрела фильм и не читала книгу. Но я читала другие вещи этого автора и смотрела другие документальные фильмы этой компании. Я могу поддержать разговор. Я его поддерживаю. Я умею общаться. Но Боже, когда же этому общению придет конец?

Ночую в старинном викторианском строении. Гостиный дом, принадлежащий колледжу. Колледж не бедный и не дешевый. Стоимость обучения – пятьдесят четыре тысячи в год. Подавляющее большинство студентов из состоятельных семей – оплачивают учебу сами, без стипендий. Завтра мне предстоит с ними встреча. Нужно спать. Звонить Лешке и спать.

– Белка вызывает Медведя!

– Ну, наконец-то! Слава Богу! – Лешка явно за меня дрейфит. – Как ты?

– Да ты знаешь, тьфу-тьфу, неплохо. На удивление. Даже боюсь сглазить. В полете было не очень, и как только приземлились, тоже нехорошо, а потом, на встрече, как ни странно, уже не хватало.

– На встрече? На какой встрече??

– Да, дорогой, встреча в ресторане со всем факультетом сразу.

– О Господи! Что ж они не предупредили-то?

– Да ладно… Может, и хорошо, что не предупредили… Меньше нервничала…

– Ну, и как? Как встреча?

– Да вроде ничего. Я, конечно, ненавидела каждую минутку, проведенную там… Устала очень. Нужно хорошо выспаться. Завтра в бой.

– Ой… – Лешка вздыхает. – Если бы я только мог пройти это все вместо тебя! Ты – героическая белка. Я горжусь тобой!

Лешка мотает головой, как бы не веря в то, что я это действительно сделала, и я вижу – он таки да, гордится.

– Да подожди ты, – смеюсь. – Ничего я еще не сделала. Еще будет завтрашний день.

– Спи, дорогая. Пусть тебе приснится океан и я.

– Пусть, – легко соглашаюсь.

Даю отбой и тут же отключаюсь. Мне действительно снится океан. Но почему-то без Лешки. Я бесстрашно лечу под парусом навстречу солнцу. Но где же Медведь? Его нет рядом…

Ровно в восемь утра, как договорено, за мной заезжает Дженнифер. Декан факультета. Преподает критический анализ стратегических коммуникаций. Я прочитала содержание курса перед прилетом – мы могли бы найти общий язык.

– Привет!

– Привет!

– Как спалось?

– Чудесно! Просто чудесно! Какой красивый особняк!

Конечно, я не рассказываю Дженнифер о том, что мой желудок подбросил меня с постели на рассвете, и что вот уже часа три как я пытаюсь избавиться от спазмов. В Америке не принято рассказывать о своих проблемах. Кому они нужны? Никакого негатива. Улыбка, напор, уверенность, шарм, успех. Вперед, белка! Только вперед!

После завтрака в милой кофейне с домашней выпечкой Дженнифер отвозит меня на смотрины к провосту – так называется их ректор. Готовлю очередную улыбку. Однако навстречу мне выходит могучий дедуган без намека на желание играть в светские игры. Пожимание руки, приглашение сесть в кресло. Садится напротив и, не медля, приступает к допросу.

– Итак, вы защищаетесь через неделю. О чем диссертация?

– Мифология Просвещения, альтернативная современность, агностическая демократия…

– Вот как? – провост поднимает седые брови. – Мифология Просвещения? Франкфуртская школа? Как именно вы используете их идеи? Что имеется в виду?

– Имеется в виду то, что дискурс неминуемого прогресса, лежащий в основе многих просвещенческих теорий, – не что иное, как мифологическая, но в то же время и идеологическая конструкция. Под прикрытием этого якобы прогрессивного дискурса осуществлялись и осуществляются все колониальные и неоколониальные проекты.

– То есть ваша диссертация о дискурсе колониализма и неоколониализма?

– Да, но не только. Просто эта тема была хорошо разработана именно постколониальными исследователями. Но вера в неминуемый прогресс лежит и в основе любого проекта по модернизации и демократизации не-западных обществ.

– Вы считаете, что эти проекты не имеют права на жизнь?

– Я не ставлю вопрос таким образом. Для меня проблема в другом. Обратите внимание на словосочетание «вера в прогресс». Именно вера, а не рациональные умозаключения, лежит в основе многих модернизационных предприятий. В то время как Просвещение задумывалось как борьба с верой в чудеса. В основе просвещенческих доктрин лежит убежденность в том, что человек – существо разумное. Он должен не верить, а думать и принимать рациональные решения. Этого-то как раз часто и нет. Есть слепая вера в то, что достаточно вступить, например, в Европейский Союз, и наступит процветание и демократический рай.

– Это вы события в Киеве имеете в виду? Евромайдан?