Ольрика Хан - Пока Майдан не разлучит нас

Удивительно. Не успел Евромайдан собраться, а прогрессивное человечество на другом конце океана уже в курсе событий. Хорошо, что утром успела пробежаться глазами по новостям – теперь я тоже в курсе.

– Да, я именно это и имею в виду.

– Так что, по-вашему, демократический рай от подписания соглашения Украины с Евросоюзом не наступит? – провост улыбается впервые.

– Нет.

– Почему вы так уверены в этом?

– Прежде всего, потому что либерализм и демократия – это продукты долгого развития именно западного общества. Это и Реформация, и формирование буржуазии как политического класса и осознание ею своих интересов, и философия Просвещения, и тот же колониализм. Это долгий процесс формирования публичной сферы и выработки демократических механизмов по управлению государством. Это непрекращающаяся рефлексия и рождение определенной политической культуры, цементирующей общество. Все эти метаморфозы заняли около трех столетий. Но это даже не вопрос времени. Это вопрос ингредиентов – истории и культуры. Нельзя сварить то же самое блюдо, пользуясь другими продуктами. Нельзя достичь одной и той же модели современности, имея другую историю и другую культуру. Нужно придумывать что-то свое. Анализировать, учиться, думать, быть открытым к другим мнениям. Что-то заимствовать, что-то отвергать, быть в постоянной рефлексии. Когда же мы говорим о том, что нам нужно просто идти на Запад и строить демократию по западному образцу, мы закрываем дискурс и делаем его мертвым. Результат всегда будет один и тот же – нереализованные планы и разрушенные мечты. А чтобы разрушения не было заметно, будут глушить недовольные голоса. Преследовать еретиков, подрывающим веру. То есть будет происходить возврат туда, откуда пришли – к тоталитаризму и нетерпимости. Но податься тоталитаризм будет уже под другим соусом – якобы демократии. Негативная диалектика, как писали об этом Адорно и Хоркхаймер.

Провост слушает меня, не перебивая. Думает. Наконец, произносит:

– То есть выхода нет? Да здравствует тоталитаризм?

– Нет. Конечно, не «да здравствует». Но для того, чтобы это «не да здравствует» состоялось, не нужно питаться иллюзиями и верить в мифы. Их нужно деконструировать. Нужно думать. Понимать общественные процессы. Нужны грамотные, образованные элиты. Образованные в философском и социологическом – не прикладном – смысле. Они должны понимать, что общество – это не табула раса. История и культура имеют значение. Одни и те же понятия – справедливость, равенство, братство – могут интерпретироваться совершенно по-разному в разных общественных контекстах.

Выхожу из кабинета и понимаю, что полчаса, проведенные там, у меня не было желудка. Теперь он снова со мной. Дает о себе знать острой болью. Я бледнею, и Дженнифер видит мою конвульсию.

– Что-то не так?

– Да нет, все в порядке, – улыбаюсь. – Просто душно немножко было в кабинете. Провост сказал, что придет послушать мою лекцию.

– Да-а?

Кажется, Дженнифер удивлена.

Перед лекцией мне дают время на подготовку, и я использую его, чтобы прийти в себя. Глотаю таблетки. Жую орешки. Пью воду. Господи, дай мне сил выдержать!

Все проходит гладко. Рассказываю о медиа фреймировании и его воздействии на восприятие аудиторий. Показываю слайды с классической работой Роберта Энтмана. Анализ того, как американские медиа совершенно по-разному конструировали два абсолютно идентичных случая. И советский военный самолет, и американский военный корабль сбили пассажирские лайнеры по ошибке. Однако в первом случае в медийном освещении превалировали слова «агрессия» и «атака»: во втором не было никакой агрессивной атаки, а была просто «трагическая ошибка». В завершение лекции даю документальное видео о том, как с помощью такого фреймирования формировалось общественное мнение, поддерживающее холодную войну. Фильм снят американской альтернативной кампанией, озвучивает голливудский актер Шон Пэн. «Война делается легко».

Посреди лекции провост уходит, и мне кажется, что это плохой знак. Наверное, он реакционер и не любит фильмы, критикующие внешнюю политику США. Хотя как в таком случае он возглавляет элитный колледж, воспитывающий те самые критически мыслящие элиты, о которых мы с ним говорили? Ладно, посмотрим. Как будет, так будет. Я не могу врать ради того, чтобы понравиться. Не могу притворяться ради того, чтобы получить работу.

В аэропорт меня отвозит Линда. Она исследует политически-экономические аспекты альтернативных – незаангажированных – медиа. То есть медиа, которые освещают те аспекты реальности, которые игнорируют корпоративные СМИ. Меня тоже интересует альтернативная публичная сфера. Рассказываю о том, что альтернативные медиа в бывшем СССР, критикуя местные власти, практически никогда не критикуют Запад и неолиберализм. Линда поражена. Какое разное понимание альтернативности! Расстаемся чуть ли не друзьями. Обнимаемся напоследок – еще одна ничего не значащая деталь. Легкое объятие с непременным похлопыванием по спине не означает пылкости чувств. Но и враждебности за этим жестом тоже нет. Мелочь, а хорошо.

От заката на закат. В Нью-Йорке уже темнеет, а в Денвере еще день. К закату поспею. Хорошо! Хорошо, что все закончилось. Хорошо, что я выстояла. Хорошо, что желудок не подвел. Все хорошо. Теперь хорошо бы получить хороший результат. Но его я узнаю не раньше, чем через пару недель. Есть еще другие кандидаты. Что-то подсказывает, что все получится, но я стараюсь об этом не думать. Я сделала все, что смогла. Теперь как Бог даст. Самолет разгоняется. Закрываю глаза. «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Отрываемся от земли, летим. Спасибо, Господи! Расслабляюсь.

Предложение о работе мне сделали через неделю – 28 ноября. Сначала по телефону, затем официальным письмом. Подписываю. Отправляю обратно. Зарплата не Бог весть что, но не в нашей ситуации крутить носом. Уже пришел больничный счет – пятьдесят две тысячи. Пять тысяч – out of pocket – мне нужно заплатить самой. Почти бегу в международный отдел. Надо продлять учебный статус. Не вопрос – через три дня нужные бумаги будут готовы. Потрясающе. В философском смысле с Максом Вебером я согласна. Бюрократия – это железная клетка, где нет места человечности. Но какой же замечательной мне сейчас кажется эта их клеть!

Защита диссертации назначена на 30 ноября, четверг. Свести профессоров в одну компанию непросто. Все заняты запредельно. Презентации и лекции расписаны на месяцы вперед. Частные встречи тоже. Нужно найти время. Вклиниться. И чтобы время это совпало у всех. Кажется, невозможно, но можно. Заводится специальная электронная страничка, рассылается пароль доступа с просьбой промаркировать все возможные временные промежутки. К концу недели картина ясна – из всего ноября профессоры смогли определиться только с двумя свободными часами, в течение которых все они могли бы собраться вместе.