Жозиан Баласко - Клиентка

— Как Марко?

Я понимаю, что она его не видела и не говорила с ним с момента их расставания.

— Сколько прошло? Три месяца?

Она, не ожидая моего ответа, продолжает:

— Я полагаю, что хорошо, у него есть все, что нужно.

— В смысле?

— Не будем лукавить, вы прекрасно знаете, что я хочу сказать.

Я думаю, сказать ли ей правду, эта женщина мне не враг, мне незачем делать ей больно. С другой стороны, зачем мне ей лгать?

— Вы должны знать, что он продолжает работать со своим другом… кажется, его зовут Тутун.

— Как обычно, он всегда с ним работает.

— Сейчас он только этим занимается. Я хочу сказать, доход ему обеспечивает только эта работа.

Я выгляжу как ответственный эксперт. Она удивленно на меня смотрит. Она не верит, сдержанно смеется.

— Это правда. У него больше нет клиенток.

— А вы?

Как будто удар кулака. Первый раунд.

— Вы ему не помогаете? Никогда? Он платит, когда вы останавливаетесь в отелях, или он ведет вас в фаст-фуд?

Мой ход.

— Мы не останавливаемся в отелях. Это ему не по средствам. Мы встречаемся у меня. Деньги между нами больше не стоят.

Как прямой удар в печень. Кажется, что она сейчас согнется пополам. Я чувствую, что она борется со слезами, и мне очень неуютно.

— Сколько вам лет, Фанни?

Она отважно поднимает голову:

— Вдвое меньше, чем вам.

Она ждет моей реакции, но ее нет. Она добавляет:

— Двадцать четыре года. Что вам до этого?

Двадцать четыре года. Среди всех моих выкидышей точно был эмбрион женского пола, если бы он выжил, ему было бы почти столько же. У меня могла бы быть двадцатилетняя дочь. Без сомнения, из-за этого я всегда испытывала нежность к молодым женщинам.

— Он вас любит?

Вопрос возвращает меня в реальность. Это «Он вас любит?» Фанни произнесла вполголоса, почти невольно. Второй раунд. Она подводит к главному. Что я могу ей ответить, я никогда не позволяла себе задаваться этим вопросом. Я честно отвечаю, что не знаю.

— Тогда почему он с вами?

Подразумевается: если не из-за денег. Сейчас мне хочется ее послать куда подальше, сказать, чтобы она возвращалась к своим укладкам и оставила меня в покое. Оставила нас в покое.

— Без сомнения, потому что он себя хорошо чувствует. Уверенно.

Я пытаюсь говорить самым нейтральным тоном.

— А вы? Вы его любите?

Эта малышка прикалывает меня к стене со сноровкой энтомолога.

— Почему это вас заботит?

— Потому что я его люблю и хочу, чтобы мы снова встретились. Мы должны снова встретиться, иначе и быть не может.

Она начинает говорить очень быстро, слова вылетают, как будто она повторяла их десятки раз.

— Что ему с вами делать? Вы прекрасно знаете, что это ни к чему не приведет. Почему вы не дадите ему уйти?

— Он свободен. Вы должны спросить у Марко.

Она умолкает. Я прошу официанта принести счет. Я собираюсь уйти, и она говорит:

— Пожалуйста… подождите.

Я чувствую подступающие слезы в ее голосе. Я снова сажусь, смотрю, как она мнет пакетик из-под сахара.

— Я просто хотела бы увидеть еще раз, поговорить с ним… мы не успели поговорить…

Слезы блестят на ее ресницах, мне невыносимо смотреть, как она унижается.

— Прекратите!

Это прозвучало как приказ.

— Вы не должны ставить себя в такую ситуацию из-за кого бы то ни было, любого мужчины! Оно того не стоит!

Она поднимает на меня глаза, полные непонимания. Бормочет:

— Мне все равно… Я сделаю что угодно, что угодно, если есть хоть маленький шанс…

Я достаю из сумки салфетку и протягиваю ей:

— Вытрите глаза, вокруг все черное.

Она подчиняется, сморкается, кладет скомканную салфетку в пепельницу и просит еще одну.

— Почему вы ему не позвоните?

— Он не отвечает на мои звонки.

Я ищу в сумке ручку, быстро пишу номер на салфетке:

— Мой личный номер. Обычно по субботам Марко у меня.

Я выхожу из бистро, не ожидая ее реакции, сдерживаясь, чтобы не побежать к двери.

Мне надо бы гордиться собой: какое величие души! Какое благородство! И какое мастерство, какое владение ситуацией! Дура! Мегадура! Супердура! Эта девочка напудрилась, чтобы разыграть передо мной спектакль. Униженная супруга, готовая на все. И я иду, я бегу. Черт! Я злюсь — на себя, на эту дурочку и на Марко! Этот дурачок! Я не для того всю жизнь избегала мужской глупости, чтобы добровольно связаться с ней после пятидесяти!

В конце дня мы записывали программу, все прошло как по маслу. Должно быть, они почувствовали, как я злюсь, и не давали мне даже повода на них кричать. Только Алекс осмелился сделать мне замечание, что у меня напряженное выражение лица на фотографии. Когда я говорю «замечание»… Он просто сделал мне знак, чтобы я, как он сказал, «подняла уголки губ». Я машинально изобразила широкую улыбку, и все было готово. Мы даже закончили раньше, чем предполагалось.

Я знаю, следовало позвонить Марко, объяснить ему, что произошло, потребовать разобраться с этой проблемой. Я этого не сделала. Я тоже трусливая, но, по крайней мере, я это признаю. Я ждала, что они увидятся. Это была суббота.

Я сделала то, что практически никогда не делаю, — приняла антидепрессант. Я не хотела, чтобы он видел, в каком состоянии я нахожусь два последних дня.

Он хотел пригласить меня в ресторан. Мы вернулись в его любимую пиццерию. Вечером там тише, почти пустынно, но порции все такие же огромные.

Я совсем не голодна, напротив, я выпиваю три четверти бутылки дешевого кьянти и к концу обеда прихожу в состояние легкой эйфории. Алкоголь и антидепрессант, классическая пара. Запреты рушатся, как стены Иерихона, все становится по-библейски просто. Я смотрю, как он улыбается, пробуя тирамису.

— Хочешь попробовать?

— Нет.

— Зря, потрясающий десерт.

Проглотив очередной кусочек, он замечает, что я уже минут десять улыбаюсь так, как будто нахожусь на пороге экстаза. Я знаю, что выгляжу глупо, но не могу себя контролировать.

— Ты в порядке?

— Мне очень хорошо.

Он смотрит на бутылку, на три четверти пустую:

— Ты напилась?

— Немного.

— Я никогда не видел тебя пьяной. Как ты?

— Да так… это счастливое вино.

Он смеется.

— А ты счастлив?

Он отвечает слишком быстро:

— Конечно. Как и ты.

Он зовет официанта, просит еще порцию тирамису, извиняется, улыбаясь:

— Это очень вкусно!

— Фанни мне звонила.

Его ложка останавливается в воздухе. Улыбка исчезает.

— Мы виделись.

Он тихо цедит сквозь зубы: «Вот черт».

— Она тебе позвонит… Я дала ей свой телефон… она не могла тебе дозвониться.

Официант приносит тирамису, но Марко его словно не видит. Я проголодалась, начала есть с его тарелки. Конечно, тирамису — потрясающий десерт. Наконец Марко говорит, не глядя на меня:

— Мне жаль, что тебя втянули во все это… все кончено… и…