Жозиан Баласко - Клиентка

— Значит, она не вполне поняла… Может быть, тебе нужно объяснить ей еще раз.

Он бросает салфетку на стол:

— Нечего объяснять! Я ей уже сказал!

— Ну, так повтори ей!

Он твердит: «Черт, черт, черт».

— Ну да, когда люди вас любят, это надоедает.

По его лицу видно, что он очень расстроен, он теребит салфетку и разрывает ее на мелкие кусочки. А я доедаю тирамису. Улыбаясь.

— Будь я на твоем месте, я бы не ждала, позвонила бы первой.

Ему удалось уничтожить салфетку, и он растерянно на меня смотрит. Я требую счет, расплачиваюсь, он не двигается, поглощенный своими мыслями.

Когда мы выходим из пиццерии и подходим к машине, он говорит: «Подожди меня две минуты». Я сажусь за руль и вижу, как Марко делает пять шагов в сторону и достает телефон. Действие антидепрессанта прошло, мне немного неприятно смотреть, как он звонит. Но кьянти еще действует, меня тошнит. Я не могу сдержать позыв к рвоте и едва успеваю открыть дверь машины. Пока он говорит с женой, я поправляю макияж, припудриваю лицо, подкрашиваю губы.

Я бледна, у меня глаза красные, как у кролика. Но он этого не замечает. Он садится на пассажирское сиденье, его лицо ничего не выражает, он неестественно улыбается, кладет руку мне на колено. Он говорит с глуповатым видом:

— Я ей позвонил…

— Я догадалась.

Он наклоняется, чтобы поцеловать меня; я отворачиваюсь.

— Что такое?

— Ничего, меня только что стошнило.

Он гладит меня по щеке:

— Лучше?

— Шикарно.

Ничего шикарного. Когда мы вернулись домой, головная боль сверлила мне виски. После двух таблеток аспирина и горячей ванны боль так и не прошла. Марко расстроен, он не знает, что делать, считая себя виноватым в моем недомогании. Я его разубеждаю. Это из-за кьянти и тирамису. Он верит мне наполовину, сидя на краю ванны, машинально водя пальцами по воде.

Я не должен был, черт возьми, я не должен был! Хорошо, если она хочет поговорить, мы встретимся и поговорим, но только не у Мэгги. Неважно где, но не у Мэгги. Наверное, она думает, что достаточно щелкнуть пальцами и милый Марко на все согласится. Кончено. Отбой. Теперь мне хорошо. Мне все ясно. Мне хорошо с Джудит, я не знаю, к чему это приведет, мне плевать, но мне хорошо.

Фанни выглядит маленькой и хрупкой, но не надо этому верить, она невероятно нахальна. Даже Джудит поддалась, а ведь никто не может на нее надавить. И вот Фанни заставила ее передумать! Во время нашей последней встречи я приложил все возможные усилия, чтобы ей не поддаться. Все эти две минуты я говорил себе: «Черт, это слишком глупо, так мы никогда не закончим», — но видел, как она плачет, и это мне разрывало сердце.

Я почти сломался, когда она стала нападать на Джудит. Это помогло мне упорядочить мысли, дало силы уйти. И сейчас я потерял уверенность. А уверенность так просто не возвращается. Я живу по-другому, Фанни должна это понять.

Я слышу, как Джудит зовет меня из спальни. Я понимаю, что уже час провел в ванной комнате, размышляя. Мне хорошо, спокойно, и сейчас я размышляю. Я поступлю очень просто — позвоню и отменю встречу. Мне незачем с ней видеться.

Я выхожу из душевой кабины, надеваю банный халат Джудит; я в нем глупо выгляжу, но мне плевать. Я вижу себя в зеркале: выгляжу отвратительно. Я поворачиваюсь к своему отражению. Я больше не вижу жиголо, я вижу нормального парня, который ведет нормальную жизнь. Или почти нормальную. Я с женщиной, которая старше меня на двадцать пять лет, и что? Мне на них плевать! Это прекрасная женщина, и я люблю ее, вот! Да, я ее люблю!»

Я говорю это, глядя себе в глаза. И я смогу сказать это Фанни. Я знаю, что она меня спросит: «Больше, чем меня?» Я уже это слышу. Я вижу, как слезы выступают у нее на глазах. И я отвечу: «Да, больше, чем тебя». Чтобы ее позлить. Чтобы она поняла все правильно.

Я начинаю плакать перед зеркалом. Беру себя в руки, сую голову под холодную воду и выхожу из ванны. Я очень сильно хочу прижать Джудит к себе. Я забираюсь под одеяло, придвигаюсь к ней, но она спит. Я тихо ее зову, она не просыпается, переворачивается на другой бок. Я чувствую себя одиноко. Я никогда не чувствовал себя так одиноко.

Я звонила ей два раза, попадала на автоответчик. Я подумала, что она обманула меня, сказала так, чтобы отделаться. Я позвонила из салона, мы работали до двадцати двух часов. Я звонила украдкой, из туалета для персонала, на работе мы должны выключать телефон.

Когда мадам Сильвани второй раз увидела, как я выхожу из туалета, она улыбнулась мне, подняв бровь. Она постоянно улыбается, ее взгляд может выразить все что угодно. Я начинаю понимать ее язык: поднятая бровь означает «что происходит?»; подняты обе брови, голова наклонена — «внимание, мне это не нравится»; легкое движение подбородка — «зайдите ко мне сейчас же»; глаза сощурены, брови нахмурены, губы сжаты — «это мне абсолютно не подходит». Мы уже собирались закрываться. Заканчивали с последними клиентами, когда мой телефон зазвонил. Я забыла его выключить. Мадам Сильвани подняла брови, чуть двинула подбородком, сжав губы, что означало: «Внимание, мне это не нравится, зайдите ко мне, мне это абсолютно не подходит».

Но я все же ответила и услышала голос Марко. Я застыла на месте, мадам Сильвани подошла, все еще улыбаясь, но хмуря брови. Я сказала, что это моя мама, должно быть, какая-то проблема, могу ли я с ней поговорить, пожалуйста? Она увидела, что я закончила работу и убирала свои материалы. Она коротко кивнула — «ладно», но подняла указательный палец — «чтобы это не повторилось». По крайней мере, так я поняла. Я поблагодарила ее и бегом вернулась в туалет.

Марко говорил холодно, безразлично. У меня кровь стучала в висках, я задыхалась, но старалась скрыть волнение. Сначала он не хотел встречаться, ему нечего было мне сказать, но я настояла, я пообещала, что буду вести себя спокойно, прилично, что я все поняла. В итоге он согласился. Мы увидимся на следующей неделе, он зайдет за мной в салон.

Должно быть, я долго пробыла в туалете, так как мадам Сильвани повела подбородком и нахмурила брови, когда я вышла. Я остановилась и рассказала ей историю о том, что моя мать больна, и я объясняла своей маленькой сестренке, как сделать ей укол, потому что у мамы диабет. Я думаю, что была убедительной, потому что, кажется, она мне поверила. Она посмотрела на меня и сказала:

— Фанни, это в последний раз.

Я поняла, что в моих интересах было придерживаться правил. Но по большому счету мне было на это плевать, теперь у меня была небольшая надежда вернуть Марко.

Мы с Тутуном поделили между собой крупный заказ: ателье и подсобные помещения. Мы перекрашиваем ателье и переделываем штукатурку. За три недели работы клиент неплохо платит. Мы начинаем шпаклевать стену, когда Тутун говорит: