Жозиан Баласко - Клиентка

— Я страшно доволен, что все налаживается.

Я останавливаюсь, смотрю на него:

— О чем ты говоришь?

— Ты и Фанни. Я страшно доволен.

— Кто тебе это сказал?

— Розали.

Он снова принялся промазывать трещины, качая головой под звуки своего плеера. Конечно, Розали. Наше радио работает на всю мощность. Так я узнал, что салон перешел к Леоноре, а Фанни работает в крупной парикмахерской рядом с Елисейскими Полями. Мне даже не надо ни о чем спрашивать. Тутун умело, между делом, сообщает новости, как будто они ничего не значат.

Я хотел его разуверить, сказать, что ничего не устроилось. Но я ничего не сказал — не хотел новой путаницы, и потом, в любом случае… Что в любом случае? Я не перезвонил Фанни, чтобы отменить встречу. У меня не было сил. Я должен встретиться с ней послезавтра, но не надолго, мы тихо посидим в бистро. Я на это надеюсь. Я не поставил Джудит в известность, мы и так втянули ее во всю эту историю, не нужно еще добавлять.

Я встречаюсь взглядом с Тутуном, и он широко улыбается. Скоро я ему скажу. Я скажу ему, кто та женщина, которую я действительно люблю. Мне незачем лгать Тутуну — он мой лучший друг.

С утра все делаю не так, брови мадам Сильвани не прекращают подниматься и опускаться, когда она смотрит на меня, как будто у нее тик. Дженнифер, другой специалист по окраске, называет ее мимом Марсо. Девочки смеются над этим, но тихо, одними глазами. Я тоже учусь говорить глазами; действительно, можно сказать кучу вещей, не произнося ни слова.

Я тайком смотрю на часы каждые двадцать минут начиная с пяти дня. Я как на иголках. Это настолько заметно, что в перерыве мадам Сильвани спросила меня, почему я подпрыгиваю на месте. Я и не замечала, что подпрыгиваю. Я смотрю на часы: они не идут, а ползут, мне осталось сделать еще два прореживания и окрашивание.

Обычно мы заканчиваем в семь-половине восьмого, но в последнюю минуту появилась очень важная клиентка, по крайней мере, мне так показалось. Она хотела, чтобы ей покрасили пряди, целую вечность выбирала цвет, у нее было три волоска на голове, и мне хотелось ее ударить. Я уже заканчивала, когда заметила, что снаружи стоит Марко и наблюдает за мной через стекло.

Мое сердце забилось очень быстро, у меня зашумело в ушах. Он смотрел на меня, я не верила, что он улыбался. Я махнула ему, чтобы показать на клиентку, и кисть с краской номер пять задела ее лоб; она закричала, прибежала мадам Сильвани. Я вытирала клиентке лоб, на нем было не так уж много краски, одна струйка, но старуха кричала, что у нее будет аллергия.

Тогда я начала плакать, не могла успокоиться, слезы сами текли. Мадам Сильвани сказала, что это непрофессионально, что мне нет места в их салоне. Я не видела, похожа ли она на мима Марсо, потому что рыдала, уткнувшись в махровое полотенце. Тут случилось невероятное, я услышала голос Марко, он нервно спрашивал:

— Почему вы говорите с ней таким тоном? Почему она плачет?

Я подняла голову. Он стоял здесь, за спиной мадам Сильвани. Она повернулась к нему, нескладная, выше него на голову, посмотрела на него, подняв бровь, и сказала ледяным голосом, полная презрения:

— Господин, кто вы?

— Ее муж, — ответил Марко.

Как чудесно было это слышать! Два слова, но как я была счастлива! Я смотрела, как он стоит перед мамашей Сильвани, она не произвела на него никакого впечатления. Все кричали, особенно Марко, последние клиенты сердились, девочки выглядели расстроенными, но я видела, что их глаза смеются.

— Господин, вам нечего здесь делать! Выйдите!

— Нет, я не выйду, вы не будете так относиться к моей жене!

Я могла бы вмешаться, сказать Марко, чтобы он успокоился, но я была так счастлива, что он здесь, оберегает меня и защищает.

Когда я увидела, что дело приняло неприятный оборот, я сняла рабочий халат и пошла за вещами в помещение для персонала. Даже оттуда я слышала, как Марко кричал, что в любом случае я заслуживаю лучшего, чем этот ничтожный салон. Когда я вернулась, он как раз обозвал мадам Сильвани огромной пергидрольной коровой! Ну и ну! Я действительно гордилась им, тем, как он меня защищал! Конечно, я знаю слово «пергидрольная», но даже я им не пользуюсь. Пергидрольная!.. Я увидела, как мадам Сильвани побагровела, ее брови поднялись до самых корней волос. Я думала, что она вернет ему удар. Марко схватил меня за руку:

— Идем, здесь опасно, пахнет деньгами и глупостью!

Мы вышли из салона в гробовой тишине. Он не отпускал мою руку до самой машины. Я села на свое место, но мне было так приятно держать руку Марко в своей руке. Он открыл дверь, все еще не отойдя после ссоры. Сел, повернулся ко мне, отдышался и проговорил с усталым видом:

— Я сожалею… Я вышел из себя, понимаешь?.. Я сожалею.

Я кивнула, что означало «я понимаю, ладно, ничего страшного» на языке Сильвани. За два месяца перенимаешь привычки. Я смеюсь, я смеялась и не могла остановиться, смеялась до колик. Сначала он удивился, потом тоже начал смеяться. Я потянулась к нему, он обнял меня и прижал к себе. И тут я снова начала плакать:

— Мне тебя не хватало, не хватало, не хватало…

Я повторяла эти слова, уткнувшись носом в его рубашку. Он приподнял мое лицо, посмотрел на меня и тихо сказал:

— Мне тоже тебя не хватало.

Однажды вечером, когда мы ехали по берегу канала, попадая то и дело под лучи фонарей речных трамваев, Марко признался, что в детстве мечтал прокатиться по Сене. Я вспомнила, что уже предлагала ему это в начале наших отношений. И я заказала круизный пароход класса «гранд люкс», с ужином при свечах и цыганскими скрипками. Я не уверена в цыганских скрипках. Я это делала уже несколько раз, с поставщиками, мы уже снимали на корме парохода рекламу домашних велотренажеров. Это не так романтично, как ужин при свечах, но у нас были неплохие заказы.

Я позвонила ему днем, попросила прийти в пиджаке и галстуке. Он спросил почему, я ответила, что это сюрприз. Он сказал, что заканчивает работу вместе с приятелем, может быть, опоздает, ему надо будет переодеться. Прежде чем закончить разговор, он захотел узнать, не идем ли мы случайно в театр. Я его успокоила: не надо злоупотреблять хорошими вещами. Это его рассмешило.

Как только он появился, я заметила, что что-то было не так. Не по его отношению, он был все так же нежен, а по его взгляду. Взгляд Марко был полон грусти, усталости. Он ничего не сказал по поводу платья, которое я купила днем. Оно было похоже на вечерний наряд, но не слишком. Он долго меня обнимал, прежде чем мы вышли из квартиры.

Я чувствовала, что он печален, но не задавала вопросов. В машине он положил голову мне на плечо и молча просидел всю дорогу. Идея с речными трамваями перестала казаться мне такой уж хорошей.