Энн Оливер - За закрытыми дверями

Аромат одеколона, которым Джерри пользовался до самой смерти, казалось, пропитал в комнате все. На мгновение время повернуло вспять, и он вернулся. Снова сидел на диване лицом к окну. И Клео смотрела в окно. Сменялись времена года, летели дни рождения. А она ждала Джека.

Ее пронзила боль, подступили слезы. Упрямство двоих мужчин лишило их самого драгоценного момента в жизни, возможности попрощаться. Джек, должно быть, ошибается. Джерри не мог сказать, что не хочет больше видеть родного сына.

Воздух был теплым, но Клео потерла вдруг замерзшие руки. Срочно надо чем-нибудь заняться. Только тяжелая физическая работа могла унять набиравшее силу чувство разочарования, от которого можно взорваться.

Ванная Джерри. Не то чтобы там надо было убрать, в последние несколько дней Клео вылизала весь дом. Однако работа с водой всегда помогала избавиться от плохого настроения.

Через час, израсходовав полбутылки чистящего средства, Клео сняла резиновые перчатки, откинула с лица влажную прядку, взглянула в зеркало. Вид так себе. К счастью, рядом никого нет.

Вернувшись в спальню Джерри, она была поражена царившими там покоем и тишиной, и чтобы хоть как-то исправить ситуацию, тихонько включила проигрыватель. Битлы запели о вчерашнем дне. Она открыла окно.

Свежий ветерок тут же остудил лицо и шею. Клео опустилась на диван. Пальцы скользнули по мягкому шерстяному покрывалу, она поднесла его к щеке.

– Теперь ты свободен. Свободен от боли.

Клео не плакала у постели Джерри Девлина, когда он испустил последний вздох, слишком велико было горе. Она не плакала на похоронах, Джерри хотел, чтобы их превратили в праздник. Теперь глаза защипало от невыплаканных слез, она их больше не сдерживала. Они бежали по щекам, остывая под дуновением бриза.

Всхлипывания прервал щелчок поворачиваемой дверной ручки. Размазывая слезы по щекам, Клео представила Джека, стоявшего в коридоре. Одна рука на дверном косяке, босые ступни утопают в ковре, темные глаза внимательно смотрят на нее.

А она рыдает.

Крепче стиснув покрывало, Клео закрыла глаза. Она опозорена. Смущена. Разочарована.

– Уходи, Джек. – Он не ответил. – Не видишь, мне надо побыть одной.

Он выключил проигрыватель, и в комнате снова повисла тишина.

– Я повсюду тебя искал.

Воздух накалялся, Джек не уходил. Клео очень хотела, чтобы он в этот момент оказался в тысяче миль от нее. Впрочем, Джек все всегда делает наоборот.

Он положил руки ей на плечи и на мгновение сдавил их. От прикосновения она подпрыгнула, как кролик. Волнение охватило ее. Она чувствовала его запах, тепло, дыхание. Подушка дивана подалась вниз, когда он сел позади нее.

– Я должен был остаться здесь ради тебя, Златовласка.

– Должен был, но не остался. А я осталась. Ладно, проехали.

– Думаешь, ничего никогда не изменится, и люди, которые есть в твоей жизни, никуда из нее не исчезнут. А потом – бац, однажды утром просыпаешься, все изменилось, и уже поздно говорить то, что хотел сказать, поздно делиться мыслями и вспоминать счастливые времена.

Клео давно похоронила наивную романтичную мечту о том, как Джек однажды утром проснется и поймет, что все это еще может у них быть. Где она сама окажется к тому времени? Скорее всего, в доме престарелых.

Его ладони скользнули с ее плеч и сомкнулись перед ней. Она положила голову ему на плечо. В тот момент хотелось, чтобы он просто поддержал ее.

– У меня никогда не было отца, которого я хотела бы запомнить, – сказала Клео и удобнее устроилась в объятиях Джека, который крепче сцепил пальцы. – Не было отца, который проводит с тобой время и любит тебя такой, какая ты есть. Джерри дал мне все это.

– Я знаю.

Она почувствовала, что Джек немного изменил позу. Так, значит, он пренебрежительно окрестил ее Златовлаской просто потому, что ревновал к отцу.

– Мы оба знаем, что он слишком много пил. Любимая женщина сбежала, а сын… – Что она могла сказать о Джеке? Сначала казалось, он безразличен к нему, но с годами безразличие переросло в нескрываемую неприязнь. – Ты был груб, все время пропадал с друзьями или девушками.

– Ты не лучше.

Клео понимала: Джек имеет в виду плохую компанию, с которой она общалась, чтобы привлечь его внимание. Уж лучше так, чем оставаться совсем незамеченной.

– Я была несносна, признаю.

– Мы с тобой два сапога пара. Твоему отцу было плевать, как его поступки отразятся на дочери. А я из-за него потерял мать, которую очень любил.

В голосе Джека слышалась горечь, Клео повернулась взглянуть ему в лицо. И увидела отражение собственной боли. Они оба страдали из-за того, что натворили их родители.

– Джек… – Движимая инстинктами, Клео прикоснулась к его лицу, чтобы показать, что понимает его, помнит все это и страдает вместе с ним.

От этого прикосновения дрогнуло сердце. Она наслаждалась волшебным теплом его кожи, чувствовала мягкую щетину.

– Я тоже потеряла родителя. – Желая успокоить, Клео провела кончиками пальцев по его щеке и подбородку.

Мышцы на лице Джека напряглись. Он хрипло вздохнул, во взгляде промелькнуло что-то опасное.

Оперившийся в душе Клео сладкий восторг камнем полетел вниз. Джек не хочет ее. Щеки вспыхнули. Как и прежде, отказ. Он не любит, когда к нему прикасаются. По крайней мере, когда это делает домашняя девочка Клео Ханиуэлл, почти сестра. За шесть лет ничего не изменилось.

Быстро заморгав, чтобы отогнать подступившие слезы, она сжала руку в кулачок и прижала его к груди:

– Клянусь, Джек, ты ничего не почувствуешь, даже если у тебя задница загорится!

– Клео…

– Молчи. – Она оттолкнула его. – Ничего не хочу слышать. – Она могла бы двинуть ему за унижение, сквозь которое он заставил ее пройти, но в ту минуту черты его лица были тверже гранита.

– Задняя дверь была открыта.

Знакомый голос заставил обоих обернуться. Клео не поняла, кто первый вскочил с дивана – она или Джек.

– Скотт! Привет.

Скотт стоял в дверях, строгая рубашка расстегнута у шеи, галстук ослаблен.

– Привет. – Поигрывая ключами, он переводил взгляд с Джека на Клео и обратно. – Я не вовремя?

– Вовремя.

Ей было больно и стыдно. Много ли слышал Скотт? Она старалась не смотреть на Джека, но все равно чувствовала, как от него во все стороны разбегаются волны раздражения.

– Привет, Скотти. – Хриплый, глубокий голос Джека немного дрожал.

– Так. У вас двоих планы на вечер?

– Нет, – выпалила Клео. Она все еще чувствовала кончиками пальцев кожу Джека и ощущала его запах. Отказ был для нее глубокой рваной раной, которую надо обработать. – Я собираюсь принять ванну, немного побаловать себя. И никаких мужчин.

– Ну, я вообще-то за Джеком. Не возражаешь, если я украду его на несколько часов?