Татьяна Тронина - Запретная любовь (сборник)

– Родишь – посмотрим, как запоешь по-другому! – выкрикнула ей вслед Нюта, понимая, что кричит уже бывшей подруге.

Но со временем все стало понемногу выправляться – девочка стала спокойнее, сон наладился, и Нюта успевала высыпаться и постепенно приходила в себя. В голове стояли Зинины слова, и она понимала, что правда в них есть. Теперь она следила за собой, не ходила в старом халате и стоптанных тапках, к приходу Германа подкрашивала губы и подкручивала волосы. Старалась приготовить что-нибудь на ужин. Убирала в квартире. Словом – старалась. Потому что сама хороша: так и упустишь мужа, и разоришь гнездо, мама права.

Накрывала ужин и садилась напротив. Герман словно ничего не замечал – снова читал газету и коротко отвечал на вопросы. Она выносила Лидочку, и он, делая «козу рогатую», трепал дочку по щечке и торопился к себе. Это называлось «работать». Точнее – писать диссертацию.

В три года Лидочка пошла в сад, а Нюта устроилась на работу – в бюро технических переводов. Работа была скучная, но коллектив хороший и график удобный. В комнате сидело пять женщин – три, включая Нюту, замужние и две «холостые». «Холостая» Светлана бравировала своим одиночеством и убеждала всех (а главным образом себя), что брак – пережиток и в рабство она не желает. Вторая из «холостых», Надя Крупинкина, замуж хотела страстно и этого не скрывала. Все спрашивала, нет ли у кого одиноких или разведенных мужчин – из родни или просто знакомых. Надя была высокой, крупной и красивой блондинкой. И почему ей так не везло? Едкая Светлана заметила:

– Выключи красный свет в глазах – мужики шарахаются. У тебя же на лбу написано – хочу в загс, и только туда.

У Светланы был женатый любовник – он встречал ее на машине после работы. Поговаривали, что работает Светлана у дома еще и потому, что до квартиры – минут пять, не больше. Торопятся, чтобы быстрее «обтяпать свои дела», – у мужика жена строгая, и являться с работы ему велено минута в минуту. Иначе – скандал. Еще говорили, что видели, как через полчаса он выскакивает из ее подъезда и, глядя на часы, газует со страшной силой и рвет со двора.

Правда это или выдумки – кто уж там знает. Замужние женщины чувствовали себя увереннее и с явным превосходством.

Только Нюта была не с ними – никакой уверенности и никакого превосходства. Она хорошо знала цену своей семейной жизни.

И на душе было снова неладно… Словом, неудачница, что говорить. Жить без любви – аморально. Эти слова она не забыла.

Зато у дочки был отец. Какой-никакой, а отец.

Вот этим она и оправдывала себя и свой странный, поспешный, дурацкий и несчастливый брак.

А по поводу того, что тысячи женщин ей бы могли позавидовать… Зина, наверное, права. Так, слушая краем уха своих сотрудниц, она понимала – проблемы у всех. У кого-то – больше, у кого-то меньше. У немолодой и очень славной Нины Петровны муж – человек прекрасный, но очень больной. И Нина Петровна мотается по больницам – после работы, в любую погоду. Чтобы принести мужу свежего супчика, который она варит рано утром и держит в холодильнике на работе. На резонный вопрос: «А если хотя бы ну через день?» – твердо отвечает: «Нет! Язва, ничего больничного есть не может. И так человек страдает, а мне, здоровой кобыле, что, трудно?»

Ну, насчет «здоровой» – большие сомнения. Нина Петровна без конца бегала в медпункт мерить давление, терла виски и пила таблетки. Но уверяла, что всю жизнь была счастлива, хотя муж болел с молодости и поэтому детишек не завели. И ни одной жалобы! Ни одной. Просто однажды сказала – каждый несет свой крест. Кому что суждено.

Другая сотрудница, из замужних, смешливая Тоня, мужа своего обожала, и это читалось в ее глазах. Просто светилась от счастья, когда тот звонил на работу. Двое девчонок, отдельная квартира, старенький «москвичонок». Летом на море, в Ялту. Только иногда Тонечка приходила заплаканная. Не шутила и «на кофе» в столовую с «девочками» не бегала. А потом кто-то шепнул – Димулька ее запойный. Так – мужик золотой. Рукастый, сметливый. Запивает раз в полгода, и тогда – кранты. Пьет до синевы, до остановки сердца. С трудом откачивают. Отлежится – и снова золото. Говорят, что болезнь. Наследственная. У Димульки все пили: дед, прадед, отец.

Елена Ильинична. Замечательная Еленочка. Тонкая, чуткая, интеллигентная. Сын Марик – тоже умница. В тридцать лет кандидат наук, пишет докторскую. Женат на прекрасной девочке – пианистке. И тут не обошлось – всю жизнь Еленочка прожила со свекровью. А свекровь эта… Пьет из невестки кровь, и тоже всю жизнь. Капризная интриганка – сталкивает лбами родню, наговаривает сыну на жену. К внуку равнодушна. Ни черта не делает, только сплетничает и ссорит людей. А деваться некуда! Квартиру не разменяешь – комната в коммуналке, правда, огромная, метров тридцать. Перегорожена ширмой. И всю ночь эта цаца храпит или стонет. Спать не дает, а утром всем на работу. А она целый день, разумеется, дрыхнет.

Словом, в каждом шкафу свой скелет. И по всему выходит, что она, Нюта, почти счастливая!

Было раннее утро. Лидочка собиралась в сад, капризничала и не хотела надевать теплую шапку. Нюта увещевала ее, пыталась подключить Германа, но тот только махнул рукой – сама виновата – и хлопнул входной дверью.

Лидочка ревела, выплевывала леденец, топала ногами, скидывая валенки – словом, настоящая истерика, настоящий скандал. Отлупить? Будет еще хуже. Не угомонится весь день. В саду будет рыдать у окна, не будет обедать и спать. Невропатолог сказал – тонкая организация. А Герман считал – просто капризы и избалованность. Все и во всем потакают. А уж дед с бабкой – настоящие вредители.

Нюта обижалась, спорила с ним, но в душе была согласна – Лидочка была классическим ребенком, испорченным любящей родней.

Она в бессилье плюхнулась на стул, раздраженно бросив дочери:

– Ну, так и сиди! До вечера. А я иду на работу.

Звонок раздался в ту минуту, когда она «изображала» спектакль, натягивая пальто, – вот сейчас уйду, и посмотришь!

Лидочка притихла и с испугом и недоверием смотрела на мать. «Трубку брать не буду, – решила Нюта, – и кому это в такую рань приспичило?»

А телефон не умолкал, продолжая настойчиво требовать, чтобы на него обратили внимание.

Раздраженная Нюта схватила трубку.

– Кто? Не слышу! Говорите громче!

И тут, когда она наконец поняла, кто на том конце провода, сердце почти остановилось.

Он что-то спрашивал ее, а до нее никак не доходил смысл слов, и она все молчала, а он дул в трубку и повторял ее имя.

– Вы слышите меня, Нюта? Может, перезвонить?

Тут ее охватил такой ужас – а вдруг он не наберет ее снова, решив, что она занята или просто не хочет с ним говорить, и она почти закричала: