Татьяна Тронина - Запретная любовь (сборник)

Акушерка ворчала, что все нынче «шибко умные», и кричала на нее, чтобы тужилась не «лицом», а «нижним этажом».

Наконец на свет извлекли младенца, девочку, весьма крупную, с бордовым личиком, искривленным гримасой страданий.

– Вот только на свет появляются, а уже мучаются, – тяжело вздохнула акушерка. – И зачем нам такая жизнь?

Нюта хватала ее за руку и все спрашивала, все ли в порядке с дочкой.

Ночью после родов она спала так крепко, что, проснувшись, удивилась, что лежит в больничной палате, что все закончилось, и там, по коридору направо, в детской, лежит ее дочка, с которой им предстоит сегодня первое свидание.

Она медленно дошла до умывальника, причесалась, умылась и в тревожном ожидании села на кровать – в коридоре уже слышалось хлопанье дверей и истошные крики младенцев.

Сестра завезла длинную каталку, где бочком, прислонившись друг к другу, словно запеленатые тугие колбаски, рядком лежали младенцы.

Ей «выдали» дочь. Восторг, страх, нежность и любовь, которая мгновенно, молниеносно, обжигающей волной затопила сердце, были такими яркими, такими неожиданно сильными, пробирающими до самых костей, до озноба, до ужаса, испугали ее, и она замерла, глядя на этот комок в серой пеленке и байковом желтом казенном чепчике.

«Комок» вдруг смешно скривил мордочку, стал вертеть головой и причмокивать губами.

– Корми, что застыла! – рассмеялась медсестра. – Еще налюбуешься!

Девочка никак не могла поймать губами тугой сосок, мотала головой и, словно обидевшись, вдруг уснула.

Нюта совсем растерялась и от страха расплакалась. Соседка, рожавшая третьего, объяснила:

– Буди! Тереби за щечку, щипли. И сунь ей насильно. А потом рассосет, куда денется! Жрать захочет и рассосет!

«Ничего не умею, – с горечью думала Нюта. – Не жена и не мать. Сплошное недоразумение…»

Но назавтра все наладилось, она перестала бояться встречи с дочкой и стала уже скучать и считать время до следующего кормления.

Соседка уговаривала ее поспать.

– Дома-то не придется, вспомнишь меня! А здесь – дрыхни от вольного! Скоро конец твоих снов и безделья.

Встречали большой компанией – Половинкины, свекровь со свекром. И конечно, родители. В такси сели мать с младенцем, бабушка и дедушка. Молодежь отправилась на метро.

Дома все было разложено, постирано и приготовлено – разумеется, мамиными руками. Накрыт праздничный стол – пироги, холодец, салаты, жаркое.

Нюта почувствовала, как голодна, и, не дожидаясь гостей, отламывала то кусок пирога, то ломоть буженины, то хватала соленый помидор.

Дочка спала в своей кроватке. Наконец все собрались и уселись за стол. Нюта сидела и клевала носом, и мудрая мама отправила ее спать. Сквозь сон она слышала всплески смеха, какие-то споры и громкие тосты. Она то проваливалась в сон, то вздрагивала и тревожно просыпалась и прислушивалась – не плачет ли дочь.

Наконец дочка расхныкалась, и она стала ее кормить. Краем уха она слышала, что мать выпроваживает гостей, ссылаясь на ситуацию:

– Отметили, и будет! Вам по домам дрыхнуть, а нам – один бог знает!

Гости еще пошумели в прихожей, наконец хлопнула входная дверь и все разошлись. Нюта вышла из комнаты и стала помогать матери убирать со стола.

– А где Гера? – спросила она.

Мать, не поднимая глаз, махнула рукой.

– Да спит! У отца в кабинете.

И быстро понесла посуду на кухню.

– Как спит? – удивилась Нюта. – Лег спать и не зашел к нам?

Мать ожесточенно чистила сковородку.

– Да выпил крепко. От радости. С кем не бывает! Привыкнуть к роли отца – дело нелегкое. – И, повернувшись к дочери, мягко сказала: – Не дуйся, они мужики… Племя дикое. Дикое и слабое. Как ни крути…

Нюта приоткрыла дверь в кабинет отца – муженек дрых как младенец. Как говорится, без задних ног. Довольно и сладко похрапывая и причмокивая губами.

Обида захлестнула сердце – ведь он даже дочку не видел! Пять минут у роддома, закутанную до глаз. И дома – сразу за стол. Наелся, напился – и дрыхнуть! Даже не зашел, не заглянул в комнату. Ему что, не интересно? И зачем тогда все это? Эта ложь, притворство, нелепая и странная игра – игра в семью, в любовников, в родителей!

Нюта ушла к себе и взяла спящую девочку на руки.

– Ты – моя! – шептала она. – Только моя. И никому я тебя не отдам!

А скоро стало не до обид – заботы навалились такой горой, что не хватало ни времени, ни сил справляться.

Мама рвалась между дачей, отцом и дочерью с внучкой. Моталась по электричкам, пытаясь всем угодить, сготовить обед, прибраться и там, и там. Нюта уговаривала ее не приезжать, но мать настаивала на своем: «Тебе нужно питание, ты – кормящая мать. А времени на все у тебя не хватает!»

И правда – дочка была беспокойной, спала плохо, и в редкие часы ее прерывистого, некрепкого сна нужно было прокипятить белье, прогладить пеленки, приготовить обед и хоть как-то прибраться в квартире. А еще надо было выйти во двор и погулять с девочкой.

Нюта валилась с ног. Герман приходил поздно, ссылаясь на собрания, день рождения сотрудника и прочую ерунду.

Он долго ужинал на кухне, пролистывая свежие газеты, потом долго пил чай и, когда Нюта и мама уже выносили после купания Лидочку из ванной, вяло позевывая, спрашивал, не нужна ли его помощь.

Нюта не отвечала и проходила мимо. Мама вздыхала и тоже ничего не говорила. А Герман, муж и отец, шаркая тапочками, шел к себе, и скоро из кабинета слышались приглушенные звуки телевизора или приемника.

Приезжала Зина, тетешкалась с племянницей, а однажды грустно сказала:

– А у нас – все никак… Никак не получается. Половинкин все в думах, разговариваем только о его работе, кропает свои труды и ждет свою Нобелевку – не меньше. Вижу его по утрам – подаю завтрак. Приходит в ночи, я уже сплю, ужин на столе под салфеткой. Я все понимаю – он гений, и с ними непросто. Но… я же живая! И в театр хочу, и гостей. А ему… Ничего, понимаешь? Совсем ничего не нужно!

– Ну у меня, знаешь, тоже не сахар, – грустно ответила Нюта. – Живем как соседи. К Лидочке он равнодушен, домой не спешит, детский плач его раздражает. Пеленки цепляются за голову. Коляска стоит на проходе. И спит он в соседней комнате.

Зина тут же поджала губы.

– Ну он же работает! И ему необходимо высыпаться. И он, между прочим, кормит семью!

– Семью! – горестно вздохнула Нюта. – А разве это семья? Семья у моих родителей – все вместе, и в горе, и в радости. А тут… Просто соседство. Не очень, кстати, приятное.

Зина хмыкнула и засобиралась домой. Нюта поняла, что та уже не подруга – золовка. И заводить с ней подобные разговоры глупо и бесполезно.

А у самой двери, натягивая пальто, Зина не сдержалась:

– Тысячи баб бы тебе позавидовали. Не пьет, не курит, не шляется. Зарплату – в дом! А у тебя – бардак. Посмотри! Вещи разбросаны, пыли в полпальца! В ванной пеленки в тазу. А обед? Снова пельмени? Вот и думай, кто виноват. И кто из вас хуже – он как муж или ты как жена. И еще – посмотри на себя. Без слез не взглянешь. И вообще, ты сегодня причесывалась?