Людмила Дюбург - Париж встречает дождём

Накануне отъезда Рено Мартино приготовил русской группе прощальный ужин «а-ля франсэ». Сначала, как положено, ставший уже привычным «амюз-буш» [37]. Затем пошла череда блюд: креветки с «тюрбаном» из авокадо, «петух в рислинге», салат, сыры. Перед подачей десерта в зале приглушили свет, Синиша заиграл «Happy birthday», и Рено лично внес торт, украшенный девятью свечками, задуть которые предлагалось Пете. Отметить день рождения сына в Париже, а не где-нибудь у себя в провинции, – ради этого счастливый папа готов был трудиться на своей фабрике день и ночь.

Туристы, опустошающие карафы, оценили усилия господина Мартино, благодарили, ели, просили добавки, словно желая наесться на неделю вперед. Рене, довольный, приглашал русских приехать на Новый год, обещая приготовить фуа гра и запастись хорошим бордо. Синиша, на протяжении недели поражающий благодарную русскую публику виртуозным исполнением композиторов-романтиков, перешел на французский шансон. Повернув микрофон к себе поближе, запел негромким приятным голосом что-то нежное, сентиментальное.

– Шарль Трене, «Море», – пояснил Королев, тонкий ценитель знаменитых французских шансонье: Мориса Шевалье, Жана Саблона, Тино Росси.

Народ окончательно расслабился. Со стороны могло показаться: они, как французские буржуа, пришли отдохнуть в любимом ресторанчике, поужинать, поболтать, выпить винца и, может, потанцевать. У них все хорошо, жены довольны, любовницы – тоже. Дети бегают здесь же, взрослым нет дела до них. Жарко.

«Париж, ты не изменился, старина», – пел Синиша, и русские туристы подпевали: «Пари, Пари».

Кристина, с самого начала поездки флиртовавшая – впрочем, безответно – с Синишей, попросила сыграть что-то русское. Тот, не будучи оригинальным, исполнил традиционные «Очи черные». Но Кристина, видимо, решившая-таки напоследок сразить стойкого музыканта и увести его от Брамса, сама села за фортепиано. Не отрывая влажных глаз от Синиши, взяла первые аккорды и запела:

Жан-Ив пригласил Тамару на танец. Обняв свою большую, роскошную подругу, он казался взрослым сыном, припавшим к материнской груди. А Тамара… Она сжимала в крепких объятьях любимого мужчину, которого так хотелось забрать с собой, с которым бы она смеялась, готовила бы ему пиццу, а он, неизбалованный эмансипированными, рациональными француженками, платил бы ей одним – любовью, повторяя, время от времени, как в старом французском фильме: «Toi, t’as d’beaux yeux, tu sais?» [38]

Синиша, уловив мелодию, сменил Кристину. Та, положив руку на крышку пианино, продолжала с чувством выводить:

Лосев, подпевая, танцевал с дочерью Катей, Янка дурачилась с Костиком. Власенко и Точилин договаривались встретиться в Москве, поговорить на предмет бизнеса. Виктор и Сергей по-прежнему заигрывали с Оленькой, Светланка перестала грустить, уплетала десерт и выпытывала у Веры, будет ли такой же тур на Новый год. Рославлева опять кадрилась к Маркесу, тот держал оборону. Панова нажимала на карафы.

После ужина пошли на Монмартр, прогуляться. Пропустили еще по стаканчику, поднялись к базилике Сакре-Кёр. С высоты еще раз окинули взглядом Париж – шумный, горячий. Простились. И – двинулись в сторону отеля. Панова повисла у Веры на плече, рыдала, изливая душу, говоря, что на самом деле она «классная девчонка». Прибежал Арно, отпросившийся у жены по «важному делу». Однако Светик жертвенности не оценила, послала француза к черту (после количества выпитого бордо это было особенно легко) и ушла в обнимку с Костей.

Они возвращались знакомой уже дорогой, за которую Веру шпыняли все семь дней («Ну и услужили. В такую духоту пилить по тридцать минут пешком, чтобы салаты их французские, как кролики, жевать…»). Добравшись до места дислокации, правда, успокаивались, а она переживала. Но сегодня, разморенные жарой, вином, едой, музыкой, туристы не ворчали. Не спешили. Каждый шаг приближал к дому, оставляя в прошлом то, что их держало вместе одну неделю. Париж.

И этот великий проказник сделал последний сюрприз: подарил ливень. Не тратя время на предупредительные тяжелые капли, он обрушился внезапно, мощно, страстно, прекратившись, по воле суверена так же неожиданно и резко. Обрадоваться, рассердиться и спрятаться не успели. Лишь восхититься:

– Что это было?

– L’averse, – пояснил Королев. – Сильный ливень. В жаркую погоду часто бывает.

Москва. 2004 г.

Мы сидим на кухне ее стильной квартиры «премиум-класса», потягиваем бордо и, словно старые дрынды, ковыряемся в прошлом с каким-то сладострастным мазохизмом.

– Ну и? дальше? Что дальше-то?

– Дальше – провал. Не помню, как в отель пришли, как в самолет сели. – Вера подлила бордо. – Впечатление, что уснула в Париже, а проснулась в Москве.

– Так с ними-то что? С туристиками твоими?

– Хеппи-энда ждешь? Ясно. Логично, в общем. В конце концов, отправляясь в путешествие, да хоть куда, хоть на Колыму, всегда ждешь изменений. И конечно же позитивных. А там уж – как получится.

– Насчет Колымы я бы поспорила…

– Как сказать… Смотря за чем, с какой целью ехать. Некоторые, кстати, платят приличные деньги, чтобы в тайге пожить, в бараке, в палатке.

– Про барак – это ты загнула, конечно. Еще про рай в шалаше скажи.

– Можно и про рай. Смысл ведь в чем? Ощущение счастья. Мне кажется, что тогда, в Париже, оно было. У всех. А потом… У всех по-разному.

Королев, ее любимый «Жан Габен», станет постоянным клиентом, будет ездить часто и дорого. Рославлевы все-таки разойдутся, причем из агентства уйдут обе половинки. Зато выйдет замуж Панова, закажет шикарное свадебное путешествие. С того момента как Вера тащила ее на своем плече, они и подружатся. Оля Власенко поступит в МГИМО, будет рассекать на БМВ, радоваться жизни, тратя папины деньги легко и просто. Сам папа, к счастью, не зарвется, сумеет удержаться в чиновничьем кресле, мудро лавируя между соблазном, законом и природной смекалкой. Тамара – невероятно, но факт! – выйдет замуж за Жан-Ива! Уедет к нему, оставив магазин на родственницу под присмотром Кристины. Звонит иногда, все благодарит. Говорит, что «Эсперанс-тур» ей счастье принес. Маркес тоже зачастит во Францию – с итальянкой, оказывается, познакомился на почве Ван Гога, переедет к ней.

– Просили хеппи-энд? Получите. – Она разлила остатки бордо и убрала пустую бутылку. – А вот Петю мы потеряли. Навсегда. Как-то в офис секретарша Точилина позвонила. Попросила больше не присылать поздравительные открытки. Никому из семейства. Сообщила, что Петя погиб. Разбился на машине, подаренной любимым папой ко дню рождения. В этот день и случилось, шестнадцать лет ему исполнилось. Друзей, вроде, подвезти хотел. Так что из базы данных исключили.