Сидни Шелдон - Незнакомец в зеркале

Миссис Цински, почти обезумев от боли, громко стонала.

– Тужьтесь, миссис Цински! Сильнее! Еще!..

Все напрасно. Доктор Уилсон взглянул на часы. Две драгоценные минуты потеряны, доступа крови к мозгу ребенка не было. Перед акушером встала еще одна проблема: что делать, если ребенка удастся спасти, но пройдет больше, чем четыре минуты?! Позволить ребенку жить, зная, что тот навсегда останется умственно неполноценным? Или даровать безболезненную милосердную смерть?!

Выбросив тревожные мысли из головы, доктор Уилсон снова заспешил. Он закрыл глаза и заработал на ощупь, сосредоточившись только на том, что происходило в теле женщины. Акушер попытался провести прием Морисо – Смели – Вейта, комплекс сложных движений, предназначенных для того, чтобы ослабить давление и высвободить тельце ребенка. И внезапно почувствовал, как под ладонью что-то сдвинулось.

– Скорее щипцы, – скомандовал он.

Акушерка быстро подала инструмент. Доктор Уилсон ввел щипцы и захватил головку ребенка. Через секунду все было кончено. Ребенок появился на свет. Для акушерской бригады рождение нового человека всегда было триумфом, чудом рождения, сотворенным их руками, радостью при виде появления маленького краснощекого создания, громко негодующего против того, что его вынуждают покинуть тихое темное уютное чрево и выйти на холод и беспощадный, бьющий в глаза свет.

Но этот ребенок… Синюшный, неподвижный, молчаливый. Девочка.

Время! Осталось полторы минуты! Каждое движение бригады было быстрым и чисто автоматическим – результат долгих лет практики. Обмотанным бинтом пальцем доктор очистил дыхательные пути малышки от слизи, чтобы открыть доступ воздуху, потом положил ее на спинку. Акушерка подала ему маленький ларингоскоп, соединенный с электрическим аспиратором. Вставив аппарат, доктор кивнул, и акушерка щелкнула выключателем. Послышался ритмичный хлопающий звук.

Уилсон взглянул на часы. Осталось двадцать секунд. Пульса нет. Пятнадцать… Четырнадцать… Сердце не бьется.

Наступил момент, когда необходимо принять решение. Вполне возможно, уже слишком поздно и произошло значительное повреждение мозга. Но никто не может быть уверен в таких вещах. Доктор Уилсон видел больничные палаты, заполненные жалкими созданиями: в телах взрослых людей таился ум трехлетнего ребенка, а бывали случаи и похуже.

Десять секунд – и ничего, ни малейшего признака жизни. Пять секунд. Доктор принял решение и молился только об одном: чтобы Господь понял его и простил.

Он отключит аппарат и скажет, что ребенка нельзя было спасти. Никто не усмотрит в его действиях ничего незаконного.

Доктор еще раз приложил руку к коже ребенка. Холодная и липкая.

Три секунды.

Одна секунда. Сокращений сердечной мышцы нет.

Конец.

Доктор уже протянул руку к выключателю, но в этот момент почувствовал, как сердце ребенка дрогнуло – нерешительно, слабо, потом еще и еще. Постепенно удары становились сильнее и ритмичнее. В комнате послышались радостные крики, присутствующие поздравляли друг друга с победой. Но доктор Уилсон не слушал. Он неотрывно смотрел на большие настенные часы.

Мать назвала ее Жозефиной в честь бабушки, жившей в Кракове. Второго имени ей не дали – это считалось бы слишком претенциозным для дочери польки-швеи из техасского городка Одессы.

По причинам, непонятным миссис Цински, доктор Уилсон настоял, чтобы Жозефину каждые шесть недель приносили в больницу на обследование.

Заключение, которое раз за разом делал врач, оставалось неизменным: ребенок, по-видимому, вполне нормален.

Только время могло расставить все по местам.

В День труда летний сезон в горах Катскилл окончился, и Великий Мерлин остался без работы, а заодно с ним и Тоби. Он обрел свободу и теперь мог идти на все четыре стороны. Но куда? Он остался без дома, семьи и гроша в кармане. Но тут одна из постоялиц отеля предложила Тоби двадцать пять долларов, чтобы тот отвез ее и ее троих детей в Чикаго.

Тоби уехал, не позаботившись даже попрощаться с Великим Мерлином и его вонючими питомцами.

Чикаго в 1939 году был процветающим, быстро разраставшимся городом, где всякий, кто знал нужные ходы и выходы, мог купить все – от женщин и политических деятелей до наркотиков. На каждой улице сверкали вывески ночных клубов, где были готовы угодить любому самому извращенному вкусу. Тоби обошел все: от большого шумного заведения «В Париже» до маленьких баров на Раш-стрит, но везде получал один ответ. Никому был не нужен юный бродяга, называющий себя комиком. В песочных часах осталось совсем немного песчинок. Пришло время осуществить материнскую мечту.

Тоби было почти девятнадцать.

Одним из клубов, где постоянно отирался Тоби, был «Ни хай». Там гостей развлекало вечно усталое, безразличное ко всему трио музыкантов, пожилой, выгнанный отовсюду пьяница-комик и две стриптизерки, Мэри и Джери, выступавшие под псевдонимом «Сестры Перри». Как это ни странно, но они действительно были сестрами – двадцатилетние девушки, довольно привлекательные, отмеченные печатью дешевой вульгарности. Как-то вечером Джери зашла в бар и села рядом с Тоби. Он улыбнулся и вежливо сказал:

– Мне нравится ваш номер.

Подняв голову, Джери увидела наивного юнца с детским лицом, слишком молодого и плохо одетого, чтобы оказаться легкой поживой. Она безразлично кивнула и уже хотела было отвернуться, но тут Тоби встал, и Джери увидела, что ширинка на его брюках едва не лопается. Девушка снова заглянула в невинные синие глаза.

– Господи Боже! Это все твое?

– Существует только один способ убедиться, не так ли?

Этой же ночью Тоби оказался в постели с обеими сестрами.

Все было тщательно спланировано. За час до начала шоу Джери привела клубного комика, заядлого игрока, в квартиру на авеню Дайверси. Игра в кости была в самом разгаре. Увидев происходящее, комик возбужденно облизал губы:

– У нас всего несколько минут! Я сейчас!

Через полчаса Джери потихоньку улизнула, а комик лихорадочно тряс стаканчик с костями, целиком уйдя в фантастический мир грез, где успех, слава и богатство заключались в одном удачном броске.

В это время Тоби сидел наготове в «Ни хай» – чистенький, аккуратно причесанный – и выжидал.

Когда началось вечернее представление, а комик так и не появился, владелец клуба метался за кулисами, вне себя от злобы и ярости.

– С этим ублюдком покончено, ясно вам?! Пусть и близко к моему клубу не подходит!

– Я вас так понимаю! – промурлыкала Мэри. – Но нам повезло – в баре сидит новый комик. Только сейчас приехал из Нью-Йорка.

– Что?! Где?!

Владелец помчался в бар.

– Ради всего святого, где его нянька? Ведь это ребенок!