Сидни Шелдон - Незнакомец в зеркале

Тоби наблюдал, как преуспевшие собратья по профессии выходили из дверей первоклассных клубов, в сопровождении телохранителей и ассистентов, под руку с прелестными девушками, садились в блестящие лимузины, и мучительно завидовал им. Когда-нибудь…

Самыми худшими мгновениями были те, когда он проваливался и его шиканьем прогоняли со сцены посреди представления или просто вышибали, прежде чем Тоби успевал начать.

В эти минуты Тоби ненавидел публику и желал одного – перестрелять зрителей. Дело было не в самом провале, а в том, что он потерпел неудачу на самом дне, на первой ступеньке, ведь ниже опускаться было некуда. Он запирался в убогом гостиничном номере, плакал и просил Бога оставить его в покое, отнять это ненасытное желание стоять на сцене перед людьми и развлекать их.

«Господи, – умолял он, – внуши мне стремление стать продавцом или мясником. Всем, кем угодно, кроме этого!»

Мать была не права. Бог не выделил его из толпы. Никогда, никогда ему не достичь вершины. Завтра же поищет другую работу, будет трудиться с девяти до пяти и вести жизнь нормального человека.

Но на следующий вечер Тоби опять стоял на сцене, пародировал кинозвезд, шутил, гримасничал, пытаясь завоевать расположение зрителей, прежде чем те ополчатся на него. Обезоруживающе улыбаясь, Тоби начинал:

– Жил-был человек, у которого была ручная утка. Он ее очень любил и как-то взял с собой в кино. Но билетер его не пропустил, поэтому он сунул утку в брюки, предъявил билет и прошел в зал. Утка забеспокоилась, хозяин расстегнул ширинку, и птица высунула голову. Но рядом сидела дама с мужем. Леди повернулась к мужу и пожаловалась, что сидящий рядом человек показывает ей пенис. Но муж невозмутимо велел ей не обращать ни на что внимания. Через несколько минут дама окончательно расстроилась:

– Ральф… его пенис… – пролепетала она.

– Я же сказал, не обращай внимания, – раздраженно прошипел муж.

– Не могу, – ошеломленно охнула женщина, – он… он ест мои кукурузные хлопья!

В его репертуаре было много подобных историй. Тоби работал на банкетах, крестинах, свадьбах, юбилеях. И все время учился.

Иногда у него бывало по пять-шесть выступлений в день в крохотных кинотеатрах с пышными названиями. Но Тоби не сдавался. Наконец он понял самое главное: можно до конца дней играть в маленьких городишках и убогих заведениях, оставаясь неизвестным и непризнанным. Нужно было что-то предпринять. Но проблема неожиданно решилась сама собой.

В холодное декабрьское воскресенье сорок первого года Тоби выступал в нью-йоркском театре «Дьюи» на Четырнадцатой улице. В программе было восемь номеров, и в обязанности Тоби входило их объявлять. Первое шоу прошло хорошо, но во время второго, когда Тоби представил публике «Летающих Каназава», семью японских акробатов, публика засвистела и затопала ногами. Тоби поспешно ретировался за кулисы.

– Какого дьявола они вопят? – удивился он.

– Ты что, не слышал? Япошки несколько часов назад бомбили Перл-Харбор, – объяснил кто-то.

– Ну и что? – удивился Тоби. – Взгляните на этих парней. Классно работают!

На следующем представлении, когда наступила очередь акробатов, Тоби вышел на арену и объявил:

– Леди и джентльмены! Имею честь представить вам группу известных акробатов, только что приехавших из Манилы, – «Летающие Филиппинцы»!

Но как только зрители увидели японцев, тут же начали шикать. Потом Тоби поочередно представлял японцев как «Счастливых гавайцев», «Сумасшедших монголов» и даже «Порхающих эскимосов». Но выручить их так и не удалось. Более того, он, как выяснилось, не смог спасти даже себя: позвонив вечером отцу, Тоби узнал, что дома его ждет повестка в армию. Шесть недель спустя его призвали.

В тот день, когда Тоби приводили к присяге, в висках стучало так, что он с трудом выговаривал слова.

Приступы головной боли повторялись все чаще, и маленькая Жозефина чувствовала себя так, словно кто-то огромными ручищами безжалостно стискивал череп, но старалась не плакать, потому что это раздражало мать. Миссис Цински открыла для себя религию. В глубине души она всегда чувствовала, что каким-то образом вместе с Жозефиной повинна в смерти мужа. Как-то днем она попала в молитвенный дом на религиозное собрание и услышала гневные обличения проповедника.

– Все вы тонете в грязи и пороках! Господь Бог, который держит вас над адской пропастью, как неких мерзких насекомых над огнем, отвергает столь гнусные создания. Вы висите на тонкой нити, проклятые грешники, и пламя Его гнева пожрет всех, если не раскаетесь и не отречетесь от деяний своих.

Миссис Цински почему-то стало легче: она поняла, что слышит слова Бога.

– Это Господне наказание за то, что мы убили твоего отца, – повторяла она Жозефине, и хотя девочка была слишком мала, чтобы понять истинное значение этих слов, она знала, что совершила некий дурной поступок, и всем сердцем желала искупить свою вину и объяснить матери, как сожалеет о том, что сделала.

Первые дни армейской службы Тоби обернулись кошмаром.

Тут он был никто: облаченный в полевой мундир рядовой, затерявшийся среди миллионов других, таких же безликих людей без имени и фамилии.

Тоби послали в учебный лагерь в Джорджии, а затем переправили в Англию, в Суссекс, где было расквартировано его подразделение. Тоби доложил сержанту, что хочет поговорить с бригадным генералом. Но дальше капитана пробиться не удалось. Капитана звали Сэм Уинтерс. Он оказался темноволосым мужчиной лет тридцати с умным лицом и проницательными глазами.

– В чем проблема, рядовой Темпл?

– Дело в том, капитан, – начал Тоби, – что я артист, комик. На гражданке работал в шоу-бизнесе.

Он говорил так важно и серьезно, что капитан Уинтерс невольно улыбнулся.

– Что же вы делали?

– Все понемногу. Пародии, подражание, скетчи, – начал Тоби, но, заметив выражение глаз капитана, смешался. – Все в этом роде.

– Где работали?

Тоби начал было перечислять, но тут же замолчал: все равно надежды нет. На офицера произведут впечатление только такие места, как Нью-Йорк и Голливуд. Он только зря время тратит.

– Вы о таких местах и не слышали, – произнес он наконец.

– Не в моей компетенции решать подобные вещи, – объяснил капитан, – но я подумаю, что можно сделать.

– Понятно, – кивнул Тоби. – Большое спасибо, капитан.

Отдав честь, он ретировался. А капитан Уинтерс еще долго сидел за столом, думая о мальчике, с которым сейчас разговаривал. Сэм пошел в армию, потому что считал: справедливую войну с фашизмом необходимо выиграть, но в то же время не выносил мысли о том, как военщина расправляется с молодыми парнями вроде Тоби Темпла. Правда, если этот молодой человек действительно талантлив, значит, раньше или позже пробьется, ведь талант подобен хрупкому цветку, растущему под булыжником, но в конце концов его ничто не остановит – он обязательно расцветет.