Вероника Мелан - Аарон

Райна налила в кружку кипяток и отошла, грея пальцы о фарфор и настороженно наблюдая за человеком в застиранной футболке и темных джинсах. Как ни странно, шанс разглядеть его ей представился только теперь — до того они встречались то в зимней одежде, то она была не в состоянии на чем‑либо сфокусироваться, то все как‑то не хватало времени. А сейчас втихаря отмечала детали: пепельный оттенок коротких торчащих во все стороны, как будто по ним постоянно водили пятерней, волос, мощную, как бревно, шею, огромные мускулистые руки, квадратные, похожие на лопаты, ладони. Средней длины пальцы, огромный размер ступней (понятно, чьи тапки ей перешли по наследству), плотную, хоть и не толстую, талию и бугор на джинсах, будто туда явно было что паковать.

Взглянув на последнее, она смутилась, быстро отвела взгляд и притворилась, что ждет, пока остынет в кружке вода.

Интересно, чем он занимается, если на полке такие книги? Здоровый, мускулистый, накачанный, несмотря на отсутствие в холодильнике еды. Что ест сам? И не бьется ли макушкой о низкие потолки при таком‑то росте?

— А Аарон — это ваше имя? — решила попытать счастья Райна, надеясь, что кухня хоть немного расположит немногословного собеседника к диалогу.

Не тут‑то было.

— Меньше рыться нужно, где не надо, тогда и вопросов не возникнет.

Она поджала губы. Хотела обидеться, но быстро решила, что шанс пообщаться представляется редко — нужно использовать.

— Скажите… А откуда вы знаете Барни? Почему он дал именно ваш телефонный номер? Вы вместе работали?

Эти вопросы занимали ее уже не первый день, и Райна, хоть и боялась ответного рыка, не могла не спросить.

— Слушай, ты всегда так много болтаешь?

Сильные руки оперлись на клетчатую скатерть — скрипнули деревянные ножки стола; русые брови съехались к переносице.

— Я не болтаю. Я очень редко… для женщины… говорю.

— Не заметил.

Райна насупилась.

— А что, мне вообще молчать?

— Желательно.

Вот ведь непробиваемый! Она решила подъехать с другой стороны.

— Ведь Барни просил позаботиться…

— А я что делаю?

Взгляд сделался прохладней.

— Разве в понятие "заботы" не входят редкие беседы?

— Может, тебе еще психоаналитика нанять, чтобы выслушивал каждый вечер? И кого‑нибудь, чтобы жопу подтирал?

Жесткий рот искривился в усмешке; недоверчиво качнулась голова: вот ведь, мол, пройдоха хитрая, еще и обвинять пытается, — затем человек со шрамом покинул кухню.

Предварительно пригнувшись, чтобы не удариться макушкой о дверной проем.

— Я же говорила — Аарон! — триумфально провозгласила Райна десятью минутами позже, после того, как услышала брошенную в сотовый телефон фразу: "Как что, так все Аарон! Ладно, завтра подъеду…"

Стоило стоящему посреди гостиной мужчине развернуться и бросить на нее полный ярости взгляд, как Райна тут же спряталась за дверью спальни. Со всего размаху хлопнула ей об косяк, еще и на задвижку закрылась. Чтобы не наладили пинка.

Слава Создателю, когда разговор завершился, в комнату, чего она, признаться, боялась, никто ломиться не стал.

*****

(Jean‑Baptiste Maunier and Clemence — Concerto Pour Deux Voix)

Следующие несколько дней, вопреки опасениям, запомнились ей скорее светлыми, нежели унылыми.

Морозы спали, и Аарон, наконец‑то признавший, что да, он Аарон, отвез Райну в магазин, где купил ей новую меховую шапку (вместо "смешапки", как он называл ее предыдущий вязаный эквивалент), не самый модный, но теплый пуховичок и удобные, без каблука, зимние сапоги. Критическим взглядом оглядел ее, одетую и обутую так, словно Райна собралась в экспедицию к горным вершинам, и удовлетворенно кивнул.

— Вот теперь можешь выходить на улицу.

Райна обрадовалась. Хоть выходить ей было некуда — окрестности пугали, да и дневной свет зимой быстро угасал, — она все же почувствовала некоторую свободу. Аккуратно повесила пуховичок за дверью, поставила сапоги у порога и с любовью провела пальцами по плотному густому меху нового головного убора. После отправилась на кухню, чтобы приготовить ужин.

В эти дни Канн завел новую привычку: приходить днем с улицы, ставить объемистый хрусткий пакет на стул в кухне и заказывать: "Вари!".

И она варила.

Супы, мясо на кости, катала из фарша котлеты, жарила картошку. В процессе с удовольствием вгрызалась в кусок колбасы, который традиционно отрезала и клала на свежий хлеб, чтобы перекусить до ужина.

Канн ел шумно, быстро, со смаком. Вкус еды не критиковал, спасибо не говорил. Просто ставил пустую тарелку в раковину и уходил к себе в комнату — кабинет, где в одиночку, работая, дымил сигаретой. А Райна, помыв посуду, забиралась в знакомое протертое кресло, с каким‑то привычным удовлетворением оглядывала взглядом гостиную — корешки книг, фигурку солдатика на полке, пыльный барометр над изогнутой спинкой стула — и с замиранием сердца и радостным предвкушением раскрывала томик, приобретенный в попавшейся по пути книжной лавке, куда своего спутника она затянула едва ли не силой. Книга оказалась хорошей, интересной, и Райна берегла историю: читала по чуть — чуть, по несколько страниц в день.

*****

— Ну что ты драишь эти полы через день!

— А чего мы в свинарнике живем?

— Ты меня еще ковры на улице выбивать заставь!

— А надо бы, кстати…

— Тьфу! — Аарон выругался так заковыристо, что даже Райна, привыкшая к любившему крепко выразиться Барни, покраснела. — Вообще уже семейная пара!

— А что тут такого?

Отжала над ведром драную тряпку, посмотрела широко распахнутыми глазами на стоящего в дверях мужчину и добавила:

— Купи сегодня в магазине сыра, ладно?

— Тьфу! — Еще раз повторил Канн и скрылся в дверях, а она только сейчас заметила, что они плавно и незаметно перешли на "ты".

Тем вечером она почему‑то думала о том, что Райна Канн звучит красиво. Монументально. Почти торжественно. Катала на языке незнакомое, но сладкое, как кубик сахара, сочетание и сама не понимала, зачем примеряет его к себе. Наверное, просто так. От нечего делать. Ни зачем.

Горели на черном зимнем небе далекие звезды. Близился к концу студеный февраль.

*****

— Давай! Напряги мозги и перечисли мне все, что ты умеешь.

— Зачем?

— Меньше вопросов, больше дела.

Ее отражение в зеркале дуло губы и морщило лоб. А волосы, оказывается, отросли еще — пора бы подровнять хаотично торчащие пряди, снова сделать подобие стрижки.

— А ты поэтому зовешь меня "Рейка"?

Канн удивился, на секунду даже отвесил челюсть.

— Почему?

— Потому что я такая тощая?

Услышал и поджал губы: мол, не отвлекайся.

Ей впервые за все это время позволили войти в кабинет — дверь справа, — и Райна с интересом разглядывала неброский и не особенно стильный, как и в остальных комнатах, интерьер. Компьютер на столе, деревянный стул, старые коричневые шторы на окнах. В углу журналы, на полках книги и еще два солдатика — другие: один с винтовкой наизготовку и в каске, другой рядом с серебристой металлической пушкой.