Владимир Гой - Лживый роман (сборник)

Нас было человек десять, не считая проводника Хамзы из Ладака и водителя автобуса. Вся компания была – туристки из Риги, которые интересовались йогой и ехали посетить Золотой храм. И я был единственным сопровождающим их мужчиной. Моя жена Марина, я и дочка увлекались йогой, и все вместе мы отправились посмотреть достопримечательности, возраст которых насчитывал тысячелетия. Дорога в горах однообразная, то петляет между скал, то тянется вдоль глубоких и темных ущелий. Мне это было не впервой – приходилось бывать в подобных местах. А вот Марина и дочка видели все это впервые и с любопытством, без всякого страха, смотрели через незанавешенные части окна на эту суровую природу. Вокруг никакой зелени, только серо-коричневые камни и неприступные скалы вздымаются вверх со всех сторон. Изредка навстречу шли какие то машины, и водители обменивались приветственными сигналами. Мы ехали в предвкушении скорого духовного общения в святыне сикхов. Нам казалось, что весь мир вокруг соткан из восточного дружелюбия и любви. И все это подогревалось разговорами о великих восточных учителях, которые пришли на Землю, чтобы сделать ее более прекрасной и духовно чистой.

Вообще у меня Маринка в душе немножко фантазерка, и я рядом с ней начинал верить во все самое лучшее, а по натуре она человек прямой, что думает, то и говорит. Друзья мои ее уважают и не обижаются. Да и дочка получилась – копия мамы.

Старенький кондиционер работал на полную мощь, пытаясь остудить нагретый в автобусе воздух, и только когда машина оказывалась в тени, становилось чуть легче. Проводник с сожалением рассказывал, как мучаются в странах Востока женщины, где ношение паранджи и всех других атрибутов – традиция. Я поинтересовался:

– Хамза, а что исповедуешь ты?

И он с гордостью сказал:

– Я правоверный мусульманин. И хочу, чтобы все люди на земле уважали друг друга.

Я протянул ему руку:

– Тогда мы с тобой братья!

Он ответил рукопожатием.

Уже прошло около двух часов, как мы отъехали от Джамы. За очередным поворотом на дороге стоял самодельный шлагбаум, раскрашенный белой и красной краской. Из-под скалы вышли вооруженные автоматами люди, совсем не похожие на военных, в халатах, и головы повязаны платками. Талибы.

Автобус остановился, и проводник Хамза вышел к ним, предупредив нас, чтобы мы и носа не высовывали из автобуса. О чем он с ними говорил, слышно не было, и казалось, что еще немного – и мы снова тронемся в путь. Но тут один из них внимательно посмотрел сквозь окна автобуса и увидел любопытные глаза и лица сидящих возле окон женщин.

Его лицо исказила непонятная гримаса, он крикнул своим, и они, один за другим, полезли в автобус, злобно ругаясь на местном наречии. Потом один из них протянул руку к моей дочери и взял ее за майку на груди, потянул к себе, выкрикивая непонятное для нас слово. Потом я узнал, что это значит «свинья». Я схватил его за руку и высвободил дочку.

Меня волоком вытащили из автобуса, а в дверях придали должное ускорение, отчего я, пролетев все ступеньки, оказался плашмя на камнях. Затвор автомата мне приходилось передергивать не раз, поэтому, услышав за спиной знакомый металлический щелчок с клацаньем, я понял – мое путешествие в царство любви и доброты подошло к концу. И тут вдруг рядом со мной на колени быстро опустился Хамза, лицом в сторону востока, быстро сказав мне:

– Лежи и не вздумай подняться!

Воздев руки к небу, он певучим голосом запел «Аллааааах агбар» и стал громко читать суры из Корана. Все талибы быстро расстелили коврики, опустились на колени рядом с Хамзой и, положив на землю «заточенные» автоматы, стали с ним молиться.

Сколько времени это длилось, не знаю. Но лежа, я заметил, как рубашка проводника постепенно пропитывается потом, хотя до этого я ни разу не видел его взмокшим даже во время самой сильной жары. Тут я еще больше осознал, что дело дрянь, завалят меня. Маринка, ее знать надо, она за меня и на пулю пойдет, в автобусе сидеть не останется. Я даже спиной чувствовал на себе берегущий меня взгляд ее карих глаз. Что только я не передумал за это время, какие только молитвы не шептал про себя, чтобы они не тронули оставшихся в автобусе женщин, обращаясь и к Магомету, и к Иисусу, да, наверное, и к Будде. Когда Хамза закончил читать молитву и поднялся с колен, я еще лежал и ждал своего приговора.

Талибы уважительно целовали ему руки – благословен тот человек, кто знает наизусть Коран. После того, как пообщались с богом, они все стали немного добрей, и Хамза сказал им:

– Это немцы, они приехали сюда нам помочь. Это не те плохие европейцы, эти люди хорошие!

Тогда один из них помог мне подняться и сказал на своем диалекте:

– Езжай дальше! Только скажи своим свиньям, чтобы они укрыли свои лица и плечи, как положено по нашим законам!

Я закивал и залез в автобус, как в спасительный ковчег. После меня туда вошел проводник, и мы поехали дальше. Все молчали. Я попытался пошутить:

– Хамза! Ты совсем промок! Тебе подгузники надо!

На что он повернулся ко мне и сказал:

– Дурак! Они тут чаще стреляют, чем воду пьют! Это тебе подгузники надо! Аллаха благодари за то, что жив остался!

Да я и так его уже благодарил, Хамза мне мог об этом и не говорить. Если бы не его молитва…

И тут он закончил свой рассказ.

Я был в восторге от этой поразительной истории и полюбопытствовал:

– Ну, а ваша жена, наверное, до сих пор такое забыть не может? И, наверное, желание ехать в ту сторону пропало навсегда?

– Я уже несколько лет как вдовец, – сказал он будничным голосом человека, который давно свыкся с потерей. Но я подглядел в его глазах, что это далеко не так.

Зима давно всем надоела. Если в ноябре все мечтают о белой манне с небес, то в феврале все ждут только журчащих ручьев и первых листьев на голых и беззащитных деревьях. Осенью мы радуемся красоте разноцветных листьев, самые первые собираем в букеты, позже просто сгребаем в кучи и сжигаем. Едкий запах этого дыма навевает воспоминания детства, когда мы с мальчишками поджигали прошлогоднюю траву. А сейчас только снег.

Обычно на трассе, которая ведет к Риге, машин множество, но сегодня из-за сильного мороза многие не смогли завести своих верных стальных коней и добираются до работы на электричке. Все едут не торопясь, опасаясь гололеда, а может, полицию, которая спряталась где-то за большим сугробом. Все как-то замедленно, словно наступила зимняя спячка, а ведь до первых дней календарной весны осталась всего неделя.

Я постоянно вспоминал ту встрече. Рассказ этого человека меня поразил, но еще больше удивило, как он говорил о своей жене, словно она жива и ждет его дома. Что же это была за женщина, чтобы так о ней вспоминать? Что с ней случилось? Это было не простое любопытство; не зная ее, я почему-то очень расстраивался, что ее нет рядом с этим человеком, словно она моя сестра, которой я никогда не видел.