Людмила Маркова - Небо любви

— Стас, только не говори так сухо, — мягко улыбнулась Юлька, опасаясь, что он снова заведет речь об уходе с летной работы и спугнет то трогательно-романтичное чувство, которое ее охватило.

— Тогда идем в душ, а затем в постель, — обнял ее Волжин и с нежностью поцеловал в беззащитный уголок губ.

Они лежали рядом, почти не касаясь друг друга, и каждая их клеточка и каждая их мысль были заполнены чистотой и нежностью.

— Стас, прости меня за все, прости, — положила она золотоволосую головку к нему на грудь и тихо вздыхала. — Я исправлюсь, я обязательно исправлюсь.

— Мне не за что тебя прощать, детка, — пытался успокоить ее Волжин. — Я же все понимаю. Человеку нужна любовь, и не только к другому человеку, но и к природе, к дому, к жизни, к тому, чем он занимается. Жизнь сложна, но если истина открывается тебе, то постичь эту жизнь несложно. Сложнее упрощать, чем усложнять. Упрощать — великое искусство, так же, как и «прятаться за глупостью — очень умная штука».

— Стас, ты знаешь, моя душа словно сбросила с себя все покровы, желая постичь новое таинство. Я вдруг захотела стать открытой, предельно откровенной перед тобой, совершенно искренней, — сказала Юлька и вдруг запнулась.

— Говори, детка, не молчи. Я тебя слушаю.

— Понимаешь, люди часто употребляют слова, которые я хочу тебе сказать, не задумываясь и так небрежно, что они теряют свою силу. Я не знаю почему, но слова эти утратили свое величие, и их стали произносить, как обычное «Доброе утро», — говорила Юлька, и Волжин видел в темноте мерцание светло-зеленых Юлькиных глаз, согревающих пустыню его души.

— Я не возражал бы каждое утро слышать от тебя эти слова, детка, потому что очень сильно тебя люблю, — касаясь пальцами ее губ, серьезно сказал Волжин. — А теперь произнеси мне их вслух, эти слова, ведь я так давно их не слышал от тебя. Может, я бываю немного грубоват, порой неуравновешен и не понимаю сложной гармонии тонкого мира, в котором ты обитаешь, но одно я знаю, что без тебя погибну. Выживу, конечно, но буду жить, как робот, загрузив себя работой и отойдя от всего земного и неземного, чтобы не думать, не вспоминать, не чувствовать…

— Что ты говоришь такое, Стас! Я же люблю тебя, — прошептала Юлька и заплакала.

— Господи, как же ты живешь с таким нежным сердцем, детка. Я все для тебя сделаю, все, что хочешь. Только не плачь. Я бывал жесток к тебе, часто не понимал, настаивал на своем. Прости меня. Ты не только женщина, ты человек со своими принципами, взглядами, интересами. И нужно с этим считаться. Я это понял. И не надо больше на меня дуться. Я только одного не переживу — если ты сломаешь себя на этой каторжной работе.

— Стас, не мучай себя. Давай обсудим это позже, не сейчас.

— Да, конечно. Прости.

Волжин снимал с нее невесомые покровы, и в душе его поднималась волна неведомой прежде тихой нежности. Ее тело не вызывало былой страсти, а представлялось ему произведением искусства. В нем было все — и горячий шелест лета, и лазурь небес, и свежесть весенней листвы, и багряные краски осени. Она словно сошла с полотна великого маэстро, выписанная фантастическими красками и полная сокровенной тайны, которую он стремился постичь.

— Стас, — шептала она, пробегая легкими руками по его жестким волосам, — я счастлива.

Сонечка с каким-то отрешенным видом и словно наклеенной улыбкой на лице навещала родственников, друзей, знакомых. И если бы те, кто знал ее очень близко, присмотрелись внимательно к Сонечке, то увидели бы в ней признаки внутренней борьбы между жизнью и смертью. И та, что в белом саване, постепенно наступала и пядь за пядью отвоевывала пространство, некогда принадлежащее той, что заразительно смеялась и озаряла все вокруг своим радостным светом.

— Юля, у меня к тебе просьба. Поехали со мной на родительскую дачу в Подмосковье. Я хотела бы пообщаться с тобой наедине, в тишине, среди сугробов и безмолвия, — попросила Соня, как только вернулась из Геленджика, где навещала свою бабушку.

Юльке показалось странной ее затея, но она приняла предложение подруги.

— Стас, я поеду с Сонечкой на дачу. Она, кажется, совсем не в себе. Я должна ее поддержать.

— Я отвезу вас.

— Я сама, Стас.

— Не надо, детка. Дорога очень сложная. Да и за городом может возникнуть необходимость расчищать снежные завалы. Я тебя не представляю с лопатой.

— Но Соня хотела побыть одна!

— Я отвезу вас и сразу уеду. А потом приеду за вами, когда скажешь. Кстати, когда заканчивается твой отпуск за свой счет?

— У меня еще есть три дня, — грустно улыбнулась Юлька.

Стас купил для подруг хорошего испанского вина, фруктов и всякой разной закуски и, оставив их вдвоем, умчался в Москву. Впереди у него было масса работы, которую он теперь выполнял легко и весело. Душа его просто светилась покоем и благополучием. Единственное, что волновало его, это какое-то отчаянное выражение лица Сонечки. С таким выражением идут под пули.

Подруги долго говорили о жизни, вспоминая свое детство, юность, любовь. На какое-то мгновение в глазах Сонечки появился радостный и веселый блеск и вдруг мгновенно потух.

— Юля, как ты считаешь, там, на небесах, душа Луиджи сможет встретиться с моей душой?

— Наверное, — удивленно взглянула на подругу Юлька, и тягостная страшная мысль мелькнула в ее голове.

— Вот и ты не уверена. А я ведь только и живу тем, что мы когда-нибудь встретимся и воссоединимся в вечности. Но это такие сложные, тончайшие и недоступные нашему пониманию миры, что мне кажется, нам никогда не разгадать их тайну. Тайну знает только тот, кто ушел. А ведь мой муж ушел сам, добровольно, и это мучает меня. Ведь мы можем там не встретиться.

— Вы обязательно встретитесь, только еще нескоро. Сейчас не думай об этом. Ты должна жить.

— Я должна была видеть вас со Стасом счастливыми. И теперь, когда вы соединены узами неба, я спокойна. Юля, я что-то чувствую ужасную слабость. Очевидно, простыла, нос заложило. Не смогу, наверное, заснуть с заложенным носом. Здесь есть аптека недалеко.

— Я схожу, Сонечка. Я сейчас же пойду и куплю тебе лекарство.

— Подожди минутку. Я хочу тебе сказать, что твоя свекровь была права, говоря о том, что истина в любви. Береги Стаса, люби его. И подумай о том, чтобы оставить свою работу. Ведь он так хочет этого. Так за тебя переживает.

— Об этом мы поговорим позже, Соня. Иначе я в аптеку опоздаю.

— Ты обещаешь подумать об этом? — крикнула вдогонку Сонечка.

Соня машинально вымыла полы, загасила камин, выключила свет и пошла по направлению к железнодорожному полотну. Она аккуратно села на рельсы, закрыла глаза и ждала, спокойно ждала приближающуюся электричку. Сквозь белую метель машинист не сразу заметил женскую фигуру, сидящую на рельсах, а когда заметил, то отчаянно рванул тормоз и дал длинный гудок. Но было поздно.