Екатерина Александрова - Другая жизнь (СИ)

Временной лимит заставил меня передвигать ноги. Я обошла кровать и приблизилась к изголовью, глядя на трубку в его рту, которая заполняла легкие воздухом.

Еще шаг.

Моя рука дрожала, когда пальцы легли в его правую ладонь, расслабленно лежащую на одеяле. Он не сжал ее в ответ на мое прикосновение, как делал всегда. Он не двигался, и только писк приборов и медленно вздымающаяся от дыхания грудь, свидетельствовали тому, что передо мной живой человек.

Свободной рукой я коснулась его волос, стараясь не зацепить какой-нибудь важный проводок, и тут мою плотину прорвало. Из груди вырвался жалостливый всхлип, перешедший в рыдания. Мне нужно было отпустить то напряжение, ту боль, которую я держала в себе с самой смерти брата, но случившееся подкосило меня. Страх потерять Скотта перерос в панику, и я ничего не могла с этим поделать.

Я смутно осознавала происходящее, когда спустя какое-то время палату наполнили люди, и меня подняли на руки. Мои попытки возразить не были замечены, и папа отнес меня в машину, усадив на заднее сиденье, и сел за руль, увозя меня подальше от человека, которого я так боялась потерять.

Мужская ладонь легла мне на плечо, и отец развернул меня к себе у самой двери в палату.

— Я поняла, — нетерпеливо выпалила я еще до того, как он открыл рот, чтобы сообщить мне то, что повторял на протяжении всего утра.

— У тебя ровно две минуты, Эшли, я серьезно, — он с неохотой отпустил мою руку, а я поморщилась в ответ, открывая дверь и заходя внутрь. За три дня ничего не изменилось. Скотт все так же находился под всевозможными аппаратами, поддерживающих в нем жизнь. В коме он был уже четвертые сутки, и врачи не знали, долго ли она продлиться.

Я подошла к кровати, села на стул и, как обычно, взяла его неподвижную руку в свою.

— Привет, — привычно сказала я, не зная, слышит ли он меня. Говорят, что люди в коме все же осознают происходящее вокруг них. — Сегодня состоится мое последнее собеседование, — последние три дня меня таскали по разным университетам. Я говорила с деканами, пытаясь понравиться им настолько, чтобы меня взяли в какой-нибудь престижный колледж. Да кому я вру? Каждый раз, сидя напротив очередного седовласого мужчины в пиджаке, я думала совершенно не о своем поступлении или о дальнейшем получении образования. Мысли всегда возвращались к Скотту.

Раздался нетерпеливый стук в дверь.

Я поднялась, наклоняясь к его лицу и, перед тем как прижаться губами к холодной щеке, прошептала:

— Вернись ко мне.

Мой голос сорвался, но мне пришлось взять себя в руки. Слезы не улучшили бы мой макияж, да и к тому же не хотелось показывать отцу свою слабость. Не оборачиваясь, я быстрым шагом направилась к двери, покидая палату на минуту позже, чем обещала.

В коридоре меня встретил укоризненный взгляд отца, он промолчал, выводя меня на улицу. Я затормозила, оправляя подол сарафана и глубоко вздохнула, напоминая себе, что этот день последний в этой череде собеседований. Два часа — и следующие десять дней будут моими.

Ремингтон — мой новый телохранитель открыл передо мной дверь машины, и я забралась на сиденье, ожидая, когда он займет свое место.

— Как прошел день? — спросил мужчина, которому я бы дала от силы лет тридцать пять. Он вел себя уверенно, но не самодовольно, и мне это нравилось. Единственный минус — он считал нужным со мной разговаривать.

— Хорошо, спасибо, — день был ужасным, особенно, если учесть, что мне пришлось сидеть в приемной больше трех часов, чтобы встретиться с женщиной, в итоге сказавшей «Ждите нашего письма или звонка».

— Куда хочешь больше всего поступить?

Мне все равно.

— Куда возьмут, — вежливо отозвалась я, доставая наушники и вставляя их в уши. Ремингтон понял намек и замолчал, нервно проведя пальцами по темноволосой шевелюре. Он был милым и пытался понравиться мне, чтобы сохранить работу, но не говоря со мной, увеличил бы шансы.

Играла старая песня Westlife, когда телефон запищал, оповещая о полученном сообщении. Всего три слова: «Ты должна приехать», и я схватила Ремингтона за руку.

— Езжай в больницу.

На его лице отразилось удивление, но спорить он не стал и на ближайшем повороте развернулся, помчавшись по противоположному шоссе.

Мое сердце колотилось как сумасшедшее, когда я взбежала вверх по ступеням. Отец шагнул мне навстречу, но по его серьезному лицу нельзя было ничего прочитать. А я не могла заставить себя выдавить хоть слово, боясь услышать страшный ответ. Но Стивен решительно взял меня за руку, ведя к палате.

Нет. Я не готова.

— Что происходит? — я дернула отца, вынуждая его остановиться.

— Он очнулся.

Я отшатнулась, вырывая свою ладонь из захвата. Смешанные чувства поглотили меня. Оцепенение. Недоверие. Осознание. И наконец облегчение.

Мои ноги были ватными, когда я вошла в палату, напоследок услышав «Только недолго». Он все еще оставался там. В центре больничной кровати. Вроде бы ничего не изменилось, но, когда я приблизилась, его серые глаза от потолка метнулись к моему лицу, хотя их выражение было нечитаемо. Он просто смотрел на меня, а мои ноги затряслись, и я рухнула в кресло. Впервые за последние дни моих мучений его рука шевельнулась, и его указательный палец слегка коснулся моей ладони.

— Я рада, что ты очнулся, — услышала я свой сиплый от нахлынувших эмоций голос.

Скотт молчал, потому что не мог говорить. Трубка, помогающая ему с дыханием, все еще торчала из его рта.

Мои пальцы дрожали, когда я позволила им сжаться вокруг его ладони. И на этот раз его мышцы напряглись, отвечая на мое робкое прикосновение.

— Ты как? — спросила я и готова была треснуть сама себя за такой дурацкий вопрос.

Скотт моргнул, но не отвел взгляд. Он перевернул ладонь так, что моя рука легла в его, и наши пальцы переплелись. Глядя на них, я тяжело дышала через нос, сжав челюсти, а потом посмотрела на его лицо.

В его глазах плескалась жизнь, и я почувствовала слезинку, скользнувшую по моей щеке.

— Ты будешь в порядке, ты будешь в порядке, — без устали повторяла я, впервые в своей жизни плача от счастья.

Скотт с несчастным видом жевал овсянку, наблюдая, как я в сотый раз проверяла сумку с вещами, собранными для колледжа. Сегодня я должна была въехать в общежитие, находящееся в другом городе, и мне с самого утра было не по себе, что я увижу Скотта только на Рождество, когда приеду на каникулы домой. Прошло уже больше двух недель, как он очнулся, но каждый раз, покидая палату, я боялась, что, вернувшись, снова застану его в бессознательном состоянии.

— Как тебе Ремингтон? — полюбопытствовал Леман, отодвигая от себя тарелку, брезгливо поморщившись. Я не могла его винить, потому что наверняка бы просто сошла с ума, если бы мне пришлось этим питаться полмесяца.