Терри Блик - Проживи мою жизнь

В шесть утра на чердаке её нашёл отец. Молча взглянул, нахмурился, сунул в руку трубку телефона: «Перезвони Шамблену». Хищным взглядом посмотрел на рисунки, клочки бумаги, на синеющие тени под воспалёнными от слёз глазами старшей дочери. Внезапно сел рядом, вопросительно взмахнул головой:

– Это что?

Майя сначала прикрыла листочки руками, но потом передумала прятать:

– Это осколки истории Марты здесь, в Париже. То, о чём мы не знали.

Отец напряжённо вздохнул и очень тихо спросил:

– Я могу посмотреть?

Майя вложила тонкую бумагу в длинные пальцы отца, откинула голову на стену и сомкнула ресницы, поглаживая телефонную трубку. Прошло довольно много времени, прежде чем отец зашевелился. По движению воздуха девушка поняла, что чердачное окно приоткрылось. Покосилась вбок: листочки аккуратно лежали на полу, а отец подставлял полыхавшее лицо струе влажного ветра.

Банкир кашлянул, потом отрывисто спросил:

– В ту ночь Шамблен приказал тебе оставаться дома. Можешь ты мне объяснить, зачем тебя понесло вниз?

Не ожидавшая такого вопроса, Майя вздрогнула: «Вот сейчас можно сказать. Нужно ли? Эта нестерпимая, обжигающая, невыносимая любовь – зачем она мне? Что я буду с ней делать теперь, когда Диана просто сбежала от меня? Перестанет ли так полыхать кожа, бешено прыгать сердце, будет ли хоть иногда отпускать грызущая тоска? Я хочу разделить её на двоих, чтобы хотя бы немного дышать, но… придётся научиться жить с тем, что разумные решения, когда речь идёт о Диане, просто невозможны. Хочешь ли ты знать такое обо мне? Хочу ли я, чтобы ты знал?».

Долго пристально изучала тёмный профиль отца возле оконной створки. И всё же решилась:

– Я не думала о себе. Я испугалась за Диану.

Поль Верлен неожиданно спокойно кивнул, будто не предполагал другого ответа, и вроде бы бесстрастно спросил:

– Жизнь этой девушки тебе дороже собственной? Я правильно тебя понял?

Майя осторожно выдохнула:

– Её зовут Диана, père.

Банкир снова кивнул, помолчал, рассматривая собственные руки, покрутил обручальное кольцо. Повернулся к дочери:

– Наверное, я должен был бы её ненавидеть.

Майя пошевелилась, но замерла, когда отец продолжил:

– Погоди, не отвечай. Я думаю, ты меня поймёшь. Из-за этой… – запнулся, но выровнял дыхание, – из-за Дианы я потерял Марту. Чуть не потерял тебя. Но я понимаю, что она не виновата. Должен понимать.

Голос Верлена сорвался на кричащий шёпот:

– Ты спрашивала, почему я тебя не пускал туда. Ты хотела, чтобы я сказал тебе правду. Ну так я боялся! Именно этого я почему-то и боялся, что если ты пойдёшь туда, то с тобой случится то же самое!

Майя едва слышно спросила:

– Почему? И что именно – то же самое?

Банкир сделал несколько больших шагов и замер возле стены, потом, словно обессилев, рухнул рядом на пол и спрятал лицо в ладони. Глухо произнёс:

– Я не знаю. Можешь назвать это предчувствием. Можешь – опытом. Как угодно. Я боялся, что ты станешь, как Марта.

Ледяным тоном Майя осведомилась:

– Что значит – как Марта? Что я полюблю женщину?

Верлен кивнул на листочки.

– Я не знал тогда всего этого…

Майя прислушалась к себе. Наверное, из-за того, что вся жизнь встала на дыбы, из-за того, что теперь только Диана, её слова, её поступки имели для неё смысл, утверждение отца не причинило ни беспокойства, ни боли. Его оценка, мнение, страхи, его правила теперь не играли никакой роли. Поэтому она только вздохнула:

– Школа танго – не лепрозорий. Любовь – не проказа. Теперь ты знаешь, что это – так. Ты прочитал немного о Марте. Неужели ты так ничего и не понял? Что ж, это уже неважно. Ты можешь теперь вести себя точно так же, как когда-то с моей сестрой. С твоей дочерью. И мне всё равно, что ты об этом думаешь. Мне безразлично, как ты к этому относишься. Если ты думаешь, что можешь меня переубедить, отговорить, вылечить, то представь, что ты уже попытался. И у тебя ничего не вышло. Я не хочу тебя больше видеть.

Майя зажмурилась и всей горящей от ярости кожей ожидала почувствовать стремительно удаляющиеся шаги. Однако отец не отстранился и не ушёл, напротив, вздохнул и непривычно ласково накрыл её длинные дрожащие пальцы:

– Тогда почему она не с тобой?

Майя с трудом сдержала готовые снова выплеснуться слёзы: к этой резкой перемене отца она, как оказалось, была совершенно не готова. Запрокинув голову, она рассматривала дубовые стропила и долго молчала. Потом, не выдержав изучающего взгляда, отрезала:

– Я не буду с тобой это обсуждать.

Тогда отец встал, оглядел чердак растерянным взглядом, смешался и как-то застенчиво пробормотал:

– Может, я её выпорю?

Майя от неожиданного и нелепого предложения, так несвойственного строгому банкиру, чуть улыбнулась:

– Воплотить мечты о домострое?

Отец снова присел на корточки, всматриваясь в замученные кленовые глаза:

– Я много понял за этот год. И сейчас. Тоже. Не предавай себя, девочка моя. Если тебе будет нужно, я всегда помогу тебе. Поддержу тебя. Что бы ни случилось.

Погладил по голове, как бывало в детстве, и спустился с чердака, оставив её одну.

Лестница уже давно перестала поскрипывать, потревоженные пылинки танцевали в тонком луче, пробивающемся сквозь витражное стекло. С дубовых стропил вдруг упал невесть откуда взявшийся сухой кленовый лист. Взгляд выхватывал какие-то мелкие детали: кованый угол у сундука с резными шляпками болтов, царапина на полу от старой стремянки, надорванный уголок пёстрой подушки. Майя, пытаясь приспособиться к вновь изменившемуся миру, продышалась сдавленным горлом и непослушными пальцами ткнула в кнопки телефона:

– Доброе утро, Анри.

Шамблен своим неподражаемым голосом, глубоким и бархатным, ответил:

– И тебе доброго утра. Как в старые времена. Не спишь?

– Не сплю.

– И давно ты так полуночничаешь?

Майя буркнула:

– Говори, что хотел.

Анри одёрнул себя, по-деловому доложил:

– Из улик следующее. У Солодова, кроме квартиры в городе, был ещё загородный дом. Вполне приличный, почти дворец. Так вот. За стеновыми панелями найден в буквальном смысле иконостас. Два громадных портрета – Ольги и Дианы. Он больной, Май. У него не дом, а музей какой-то. Чего там только нет… В квартире, видимо, была комната Ольги, потому что, очевидно, она нетронута. По нашей рекомендации полиция всё проверяла сканером, поэтому нашли следующее: в мягкой игрушке, в медвежонке, было спрятано кольцо, идентичное твоему. Ну, то есть, я хочу сказать, что очень похожее на то, что носишь ты. Предсмертная записка, обращённая к Марте. Хорошо, что она её не прочитает.

Я коротко тебе расскажу. Этот псих так довёл свою жену, что она его смертельно боялась. Когда она прилетела из Парижа, встретил её в аэропорту с букетом, привёз домой и сразу за порогом избил и изнасиловал. Он, оказывается, всё знал о них с Мартой. Частного детектива нанимал, тот ему сообщал, с фотографиями и подробностями.