Карина Хейл - Игра (ЛП)

Наконец, мы видим, как редеют деревья, видны здания и огни. Дорога Линкольн Вей тянется по краю парка и здесь еще несколько компашек любителей музыки, разбросанных вдоль тротуара.

— Кажется, здесь достаточно людно, — говорит Лаклан, когда мы приближаемся к остановке в нескольких метрах от дороги. — Здесь ты можешь вызвать такси. Тебе нужны деньги?

Я тупо смотрю на него.

— Нет. А ты куда?

Он головой кивает на улицу, которая исчезает в центре города.

— В такси с собаками меня не пустят.

— В Uber возможно пустят.

Он поднимает бровь.

— Для того чтобы воспользоваться ими, тебе нужен телефон, да?

— Так что, ты просто пойдешь пешком? — недоверчиво спрашиваю я. — Тебе ведь придется пройти не одну милю. Через весь долбаный город. На это уйдет несколько часов.

Он пожимает плечами.

— Хорошо. Прогулка даст мне больше времени, чтобы получше узнать собак. Если с лапой питбуля станет хуже, я позабочусь о нем. Если он мне позволит.

Я знаю, что смотрю на него, как на сумасшедшего, но ничего не могу с собой поделать.

— Не безопасно ходить по улицам поздно ночью, — замечаю я.

Он потирает бороду и дарит мне небольшую улыбку.

— Послушай, лапочка, я могу с этим справиться. — Он смотрит вниз на собак. — Плюс ко всему, со мной питбуль. Уверен, меня будут обходить за версту.

Факт остается фактом, даже тот, кто ищет проблемы, обойдет его стороной. Эта гора мышц, суровый взгляд диких глаз предупреждают всех, чтобы держались подальше.

Всех кроме меня.

— Я пойду с тобой, — говорю я ему.

Он качает головой.

— Ты только что сказала, что это долгий путь.

Я скрещиваю руки и пытаюсь встать в позу.

— Верно, но ты так просто от меня не избавишься.

Где-то вдали воет сирена. Лаклан отводит взгляд, жует нижнюю губу. Я бы все отдала, лишь бы снова пожевать эту губу. Наконец, его глаза скользят ко мне, в них светится изумление и нежность.

— Хорошо, — говорит он. — Если это то, чего ты хочешь.

— Ага.

— Ты действительно это нечто, да? — Он делает шаг ближе ко мне. — Адски упрямая.

Я ухмыляюсь, глядя на него, и моя ухмылка расширяется, когда он протягивает руку и хватает меня за руку, сжимая ее.

— Пойдем? — спрашивает он.

Я сжимаю его руку, моя ладонь прижата к его, кожа к коже, электричество потрескивает на моей руке. Не знаю, когда я стала человеком, который считает поцелуи и прогулку за ручку безумно эротичным, но это так. Все из-за него.

Взявшись за руки, мы идем через весь город.

И я постоянно говорю.

О маме.

Братьях.

О моем отце.

Бывшем женихе.

И работе.

Он внимательно слушает каждое слово, выходящее из моих уст. Это такое удивительное чувство, быть на самом деле услышанным. Более того, кажется, он меня понимает.

Мы проходим мимо сомнительных личностей, но Лаклану достаточно лишь посмотреть на них, и они отворачиваются от нас. Идем через парки, где он видит других бездомных собак, и это разбивает его сердце – и мое – что он не может спасти их все. Шагаем через кварталы неприглядной городской жизни, и Лаклан кажется более непринужденным, чем когда-либо. Он насторожен, но спокоен, даже когда мы проходим мимо окраины опасного района Тендерлойн. И я чувствую себя в безопасности.

Собаки все время идут рядом, Лаклан подкармливает их вяленым мясом из другого пакетика, за которым я сбегала в 7-11. Кажется, они чувствуют себя спокойнее, и Лаклан говорит, судя по всему, у них когда-то был дом, и поэтому найти новый для них будет проще.

Когда мы доходим до его дома, мои ноги гудят, и небо на востоке, кажется, светлеет. Я надеюсь, что это мне лишь кажется, потому что мне все равно придется идти на работу, когда встанет солнце.

Я надеюсь, что рассвет никогда не наступит.

Хочу, чтобы ночь продолжалась вечно.

Приходиться немного побороться, чтобы затащить лохматую собаку внутрь, тем более учитывая, что мы пытаемся не привлекать к себе внимание – Лаклан не уверен, можно ли держать животных в этом здании. В конце концов, он снимает свою футболку и оборачивает один из длинных рукавов вокруг шеи собаки, пока мы не попадаем в дом.

По крайней мере, полагаю, он делает что-то подобное, потому что я с открытым ртом таращусь на его тело без футболки. Я даже не тружусь отвести взгляд. Я устала и не спала, но вид всех этих мышц, этих татуировок для меня словно энергетик.

Но если Лаклан и замечает, что я отчаянно пялюсь на него, он этого не показывает. В конце концов, мы поднимаемся на лифте, собаки нервничают, и входим в его квартиру. Он тут же ставит для них миску с водой, в то время как они бродят вокруг и все обнюхивают. Он снова надевает футболку – черт побери – и начинает рыться на кухне.

— Я могу чем-то помочь? — спрашиваю я его.

Он качает головой и достает из холодильника сырой фарш.

— Повезло, что я ем много белка, — говорит он, раскладывая мясо в чашки и ставя их вниз. — Этого должно хватить.

Собаки с опаской обнюхивают еду, а затем начинают быстро есть.

Я наблюдаю за Лакланом, как он смотрит на них сверху, сложив руки на широкой груди с тихой улыбкой на губах. Глаза светятся, уголки глаз слегка изогнуты. То, как он смотрит на собак, полностью отличается от того, как он смотрит на кого-то еще, в том числе и на меня. В этом взгляде настоящая любовь.

Я готова умереть за такой взгляд.

Успокойся, безумные глазки , быстро делаю себе замечание. Один поцелуй и ночь, держась за ручки, и ты думаешь, что собираешься замуж за этого парня.

Мне даже не приходится напоминать себе, что на следующей неделе он уезжает.

Словно почувствовав мой взгляд, Лаклан смотрит на меня.

— Полагаю, я должен вызвать тебе такси.

— О, да, хорошо. — Я осматриваюсь в поисках часов и замечаю их на стене. Уже 4:05 утра. Святое дерьмо. Мне через три часа надо быть на работе.

Он выглядит извиняющимся и берет свой телефон, который заряжается на стене.

— Время летит, когда гуляешь по Сан-Франциско.

Он делает звонок и говорит мне, что такси в пути.

Я указываю на собак, которые обнюхивают кухню.

— Вы с этими ребятами будете в порядке?

— Да. Пойдем, я провожу тебя до двери.

Он открывает для меня дверь, и мы направляемся вниз по коридору. Мы оказываемся в лифте и без собак здесь как-то неловко. Мы не говорим, и я не уверена, о чем нам стоит говорить. Я хочу сказать ему так много. Даже больше, чем хочу сделать.

Так много, много вещей.

Когда мы стоим на улице, я смотрю по сторонам, ища глазами такси. Я хочу смотреть на него. Хочу выпить его словно стакан холодной воды. Но я так напряжена и устала, что боюсь, сделаю что-нибудь глупое.

— Спасибо, — говорит он мне, когда я, наконец, встречаюсь с ним взглядом.

— За что?

— За то, что была там, — говорит он. — Ночью. Было приятно не делать все это в одиночку. — Он делает паузу, облизываясь. — Иногда…одиночество это проклятье.