Джудит Крэнц - Звездная пыль

— Я всегда пользовалась колпачком, — рассмеялась Мэгги, убирая ультразвуковые снимки, которые ей отдал доктор Роберто, чтобы она показала их гинекологу в Нью-Йорке.

— Всегда?

— Ну… почти, — Мэгги вспомнила самую первую, восхитительную, незабываемую ночь с Барни. — Пожалуй, один раз я забыла это сделать. Но неужели одного раза достаточно, доктор Лоуренс?

— Даже если ты действительно всегда пользуешься колпачком, вероятность забеременеть все равно остается. Конечно, она близка к нулю, но зависит еще и от активности сперматозоидов. Но раз ты так рада своей беременности, все это не имеет никакого значения.

— Во всяком случае, колпачок исправно работал в течение пяти лет. Разумеется, я их меняла. Разве вы не помните, как я пришла к вам в первый раз, чтобы вы мне его выписали? Я знала только одного гинеколога — гинеколога Тессы.

— Конечно, помню. Тебе было всего восемнадцать. И ты была так расстроена, что не можешь получить бесплатную контрацепцию в колледже, где тебе учиться не по средствам, что я не стала выписывать счет. Это самое малое, что я могла для тебя сделать. В конце концов, Тесса направила ко мне стольких пациентов за все эти годы. Как я могла брать деньги с ее младшей сестры? И что же случилось с тем Адонисом, в которого ты была тогда влюблена?

— Энди? Он женился на красивой и, как я слышала, несколько глуповатой дочери какого-то герцога. Весь набор необходимых качеств налицо — отличные манеры, молодость, красота и знатность. Как раз в его стиле. А примерно через полгода, когда Гамильтон Скотт уйдет на пенсию, он вернется в Нью-Йорк и будет помогать вести дела.

— А кто отец твоего ребенка? Или это слишком личный вопрос?

— О доктор Лоуренс, вы получите приглашение на свадьбу! Его зовут Барни Уэбстер, и мы знакомы с детства.

— Как это необычно в наши дни.

— Вы хотели сказать обычно?

— В наше-то время? Чтобы девушка выходила замуж за того, кого знает всю жизнь? У меня волосы встали дыбом от изумления. Это уникальный случай. Поздравляю, Мэгги, дорогая. Я просто в восторге!

— Спасибо, доктор.

— Ты уверена, что не хочешь узнать пол будущего ребенка? Я уже могу сказать тебе.

— Нет, пусть это будет сюрпризом.

— Ты потрясающе старомодна, Мэгги. Ну а как дела у Тессы?

— Она сразила всех наповал в Сан-Паулу. Работала за себя и за меня. Все прошло великолепно.

— А как у нее с аппетитом?

— Аппетит? Честно говоря, я не обратила внимания.

— Для нее жизненно важно хорошо питаться! — Хелен Лоуренс была явно взволнована. Она выпрямилась и открыто взглянула прямо в глаза Мэгги. — Я была очень огорчена, когда узнала, что Тесса отказалась от химиотерапии и облучения. Но совершенно ясно, — Хелен вздохнула, — что лечение не позволило бы ей вести такую активную жизнь. И уж, конечно, никаких аукционов.

Мэгги была совершенно ошарашена. Она не сразу поняла истинный смысл сказанных слов, но инстинктивно почувствовала, что должна держаться как можно спокойнее.

— Разумеется, — сказала она. Ее голос абсолютно ничего не выражал.

— Мэгги, ты не заметила, боли уже есть? Вот этого вполне можно будет избежать. Хотя Тесса, если у нее есть работа, не станет принимать «Роксанол», который по-настоящему помогает. Вероятно, она выпивает таблетку «Перкосета» или «Дилаудида», да? И мчится по делам.

— «Роксанол»? — переспросила Мэгги, ее ногти впились в ладони.

— Это жидкий морфин, приготовлен в виде эликсира. Но он несколько затормаживает реакцию. У человека пропадает желание есть. Но ты должна заставить ее есть, Мэгги. Большинство людей с такой формой рака, как у нее, очень быстро теряют в весе.

— А что там насчет ее… болезни? — осторожно спросила Мэгги. Ее лицо оставалось бесстрастным, голос звучал ровно. Если она не выяснит все у доктора Лоуренс, то ведь больше не у кого будет спросить. Тесса, скорее всего, будет молчать. — Я не совсем понимаю.

— Это неудивительно. Многие не понимают. Рак поджелудочной железы выявляют обычно поздно, когда он уже успевает захватить соседние органы. Симптомы появляются только тогда, когда уже ничего нельзя сделать. Если бы Тесса не пришла ко мне совершенно с другими жалобами, она бы до сих пор ни о чем не догадывалась. Иногда посторонние замечают, что человек очень похудел.

— Вы сказали «поздно». Это значит — поздно для излечения?

— Для лечения, Мэгги. Когда-нибудь, возможно, рак поджелудочной железы можно будет вылечить, но пока это невозможно. И мне страшно жаль. Какое счастье, что у тебя будет ребенок. Это станет огромной радостью для Тессы. У нее еще будет время полюбоваться твоим ребенком, если ей повезет.

— Сколько?

— Возможно, даже больше года, если господь так захочет. Мы этого не знаем.

— Как вы полагаете, может быть, мне стоит уговорить ее отказаться от этих поездок?

— Ни в коем случае. Тесса сама почувствует, когда ей станет слишком тяжело путешествовать. С такой силой воли, как у твоей сестры, все эти поездки помогают ей держаться и отвлекают от мрачных мыслей. Самое худшее — это когда у человека слишком много времени для раздумий.

— Какая доза морфина безопасна?

— Она может принимать столько, сколько захочет, Мэгги. Я ненавижу врачей, которые отказывают умирающим в болеутоляющих. Ведь для них не существует опасности привыкания, верно?

— Да, вы совершенно правы. Я никогда об этом не думала.

— У тебя не было повода задуматься об этом. — Хелен Лоуренс встала и проводила Мэгги до двери. — Не забывай принимать витамины, которые я тебе выписала, и запишись ко мне на прием через месяц. Я позвоню тебе, как только получу результаты анализа крови. С моей точки зрения, ты сейчас здоровее некуда и вполне можешь продолжать путешествовать. Ты немного бледная, но зимой в Нью-Йорке румяную девушку днем с огнем не найти. Хотя теперь мне пора называть тебя женщиной, верно?

— Мне все равно, — ответила Мэгги, — это не имеет никакого значения.

Мэгги шла по Лексингтон-авеню целеустремленно и быстро, как ходила всегда, только на этот раз у нее не было никакой цели. Ее нигде не ждали. В офисе она сказала, что берет на остаток дня выходной.

Все, мимо чего она проходила: витрины магазинов, светофоры, мужчины и женщины на улице — казалось неестественно ярким и странно плоским. Мэгги переходила улицы вместе с другими пешеходами, уворачивалась от такси, которые останавливались слишком близко к тротуару, привычно лавировала в толпе, но думала только о словах Хелен Лоуренс.

Она не чувствовала шока, печали, удивления, жалости. Мэгги не ощущала ничего. Она казалась самой себе чистым листом бумаги. В ее душе воцарились холод и пустота. Единственным спасением оставалось движение.

Мэгги дошла до отеля «Карлайл». Она поднялась на этаж, где жила Тесса. Горничная открыла ей дверь, и Мэгги, оттолкнув ее, прошла в гостиную, где Тесса ставила в вазу цветы.