Анна Бахтиярова - Замужем за призраком

Но те не понадобились…

— Они мертвы. Оба…

Это было последнее, что услышал Пьер прежде, чем сознание его покинуло из-за огромной потери ведьмовской энергии…

Колючий снег лупил в лицо, но Пьер этого не замечал. Как и того, что метель вознамерилась накрыть белым покрывалом Беркут по самые крыши домов. Или как минимум, по вторые этажи. Он шел сквозь непогоду в ночи. Куда? Сам не знал. Лишь бы побыть одному. Не видя ничьих взглядом. Не слышать слов соболезнований. Даже рядом с матерью он впервые не чувствовал себя спокойно. Она искала для случившегося причину. А Пьера это злило до дыма из ушей.

Самое гадкое, эта причина, это треклятое оправдание существовало. Для всех остальных. Они не считали смерть Линды напрасной. Потому что она ударила рикошетом по убийце. Безумие, но эксперименты, что профессор Фолк годами проводил на дочери, и препарат, вколотый Линде Дэриком Вилсоном, сыграли неожиданную роль. Вскрытие тела Пауло показало, что измененная энергия Линды превратилась для него из подпитки в смертельный яд. Он «выпил» слишком много, когда понял, что случилось непоправимое. «Выпил» слишком много и для себя, и для Линды…

Слишком много. Слишком!

Пьер ощущал себя обезумевшим зверем и понятия не имел, что делать дальше. Как справиться с болью и простить виновных, включая самого себя и Алису Дрейк, спасшую мальчика Марка вместо Линды. Но одно он знал точно, что не останется в Охране. Не сможет работать в организации, где руководство приносит в жертву невинных жителей города и своих же сотрудников. Да, виновные — два замдиректора найдены — и закончат дни под землей. В тайной тюрьме вроде той, где держали Пауло.

Но толку-то? Линду это не вернет…

— Что за черт? — Пьер резко остановился и прищурился, прикрывая глаза от снега. На другой стороне улицы почудился знакомый силуэт. Женский силуэт в длинном пальто с поднятым воротом.

Он на миг зажмурился, а, когда снова посмотрел в ту сторону, то обнаружил лишь пустоту. Никого. Только ночной город и метель…

— И так сойдет.

— Я бы рекомендовал… — начал парикмахер, которого прислали привести заключенного в порядок, но Калиб перебил его:

— Вы слышали, что я сказал. Только подравняйте. Я не на бал собираюсь, а на комиссию по досрочке. Поверьте, в их намерения не входит мое освобождение. Нет никакой необходимости наводить марафет.

Парикмахер пожал плечами. Мол, как скажете. Впрочем, он таки постарался сделать максимум. Когда Калиб взглянул в зеркало через полчаса, увидел себя почти таким, каким был год назад. До отправки в Беркут за беглецами. Разве что гораздо худее. Хотя чему тут удивляться. На нарах (пусть и в будущем) не раскармливают.

— Готов?

В комнату вошел сотрудник Службы Отбора и приятель Калиба. Его звали Стефан. Они дружили до всей этой заварушки. Частенько проводили время в баре, чтобы пропустить по стаканчику, или играли в теннис. Странное сочетание. Но почему нет? Одно для расслабления, другое, чтобы держать себя в форме и выпустить пар.

Калиб посмотрел в светлые глаза Стефана на бледном от природы лице и улыбнулся.

— Зачем вообще вся эта показуха? Вики ляжет костьми, чтобы меня не выпустить. Так какой смысл тратить всеобщее время и тащить меня на заседание?

— Правила — есть правила, — Стефан похлопал Калиба по плечу.

— И то верно, — отозвался тот хмуро, поправляя только что завязанный галстук. — Ладно, раз все хотят в очередной раз распять меня другим в назидание, я готов.

Калиб не кривил душой. Почти.

Его мало тревожила роль мальчика для битья. Когда коллеги лгут в лицо и выносят приговор любимой женщине, остальное неважно. Можно многое испытать и не ощутить даже подобия боли. Раздражал сам факт заседания. Калиб не подавал никаких прошений. Понимал, что бесполезно. Его назначила Вики. Так полагалось. Но Калиб подозревал, она сделала это не ради соблюдений законодательства нового мира. Желала создать видимость справедливости. Мол, мы такие добренькие и даем преступнику шанс. Не верилось, что когда-то он считал Вики Холт другом. Осталось разочарование и гнев. Она мало отличалась от деда. Сплошное притворство, а на деле беспощадна и непробиваема, как скала.

— Надень, — Стефан кивнул на забытые Калибом солнечные очки. — Ты давно не видел солнечного света. Не вреди глазам.

Калиб подавил тяжкий вздох. Приятель прав. После двенадцати месяцев под землей можно и ожог заработать. Да, тюрьма нового мира отличалась от тех, что доводилось видеть дома. Никаких обшарпанных стен, только современный материал, а вместо металлических решеток — «световые», способные убить при касании. Да и заключенных немного. А злостные преступники пока отсутствуют, как вид. Но вот с освещением в тюрьме напряженка. Только искусственный свет, приглушенный.

Пока ехали на лифте вверх — на поверхность, а потом в фургоне в здание Службы Отбора, Калиб раздумывал, а не послать ли всё и всех к чертям. От него ждут раскаяния и покорности, но он не чувствовал ни того, ни другого, хотя ни разу в заключении этого не показал. Оптимальный вариант — стоять перед комиссией и делать вид, что происходящее его не касается. Пусть думают, что хотят. Но, может, разгромить что-нибудь, чтобы Вики отправила его назад со спокойной совестью? А что? Хоть накопившийся гнев выплеснется.

Стефан будто прочел мысли приятеля.

— Прогнись под них, очень тебя прошу. Гордость тебе точно не поможет.

— А смысл? Я не раскаиваюсь. И удовольствия им не доставлю.

— По твоей вине погибли люди, Калиб.

— А по вине Холтов — моя жена.

Стефан закатил глаза.

— Сделай, как Вики хочет. Дай себе шанс пожить на воле.

Но Калиб остался непреклонен.

— Для меня теперь везде тюрьма.

Так и было. Он не спас любимую женщину. Позволил оставить ее на растерзание пришельца. Как с таким жить? И как жить без Линды, когда поверил, что совместное будущее возможно? Можно сколько угодно убеждать себя, что он пытался защитить жену, но помешали обстоятельства и другие ведьмаки. Однако Калиб всегда был максималистом. Потому упорно считал главным виновником самого себя. Препятствия есть всегда. Это он сделал недостаточно, чтобы их обойти…

Их было двадцать. Членов комиссии. Во главе с Вики Холт. Смотрели строго. Без тени сочувствия и понимания. Дело Калиба не рассматривал обычный суд. Из-за секретности. Во-первых, никто не желал предавать огласке подробности работы Службы Отбора. Во-вторых, сам факт нарушения сотрудником незыблемых правил конторы — считался ситуацией из ряда вон. Расписаться в подобном означало признаться в собственной несостоятельности, а репутации Службы Отбора полагалось оставаться идеальной. Так что Калиба судили коллеги. Из самой верхушки.