Карина Хелле - Моя жизнь в руинах [litres]

Хотя родительский дом больше не был моим домом.

Мой дом рядом с Подригом.

А меня с ним разделяет океан.

После того как он попросил меня уехать и я выбежала из его палаты вся в слезах, Агнесса отвела меня в сторону, и мы поговорили. Я объяснила ей, что произошло, и, к моему удивлению, она сказала, что будет лучше, если я уеду. Не насовсем, а только на некоторое время – пока Подриг не встанет на ноги.

Я ответила, что не хочу оставлять его в таком состоянии, но она заверила меня, что сама позаботится о нем, а если будет трудно, попросит Маргарет о помощи. С Подригом все будет в порядке.

– А вот у тебя могут быть проблемы, – сказала она, держа меня за руку. – Послушай меня, детка. Я уже старая и очень мудрая. Подригу сейчас крайне нелегко. Я хорошо его знаю, я знаю, каким он может быть и как меняется его настроение. Ты успела понять характер Колина. Подриг недалеко от него ушел. Я сейчас думаю о том, как помочь тебе. Езжай домой, встреться с родителями и друзьями. Разберись со своими делами и возвращайся. А мы со своей стороны постараемся все уладить.

Она сказала, что, если я останусь, Подриг продолжит обижать меня. А вот если я уеду и оставлю его одного, он осознает, как сильно я ему нужна, и со временем образумится.

– Ты вернешься, и вы начнете все с чистого листа, – добавила она. – Я уверена, что Хеми может отвезти тебя в Дублин, а там ты сядешь на самолет. Тебе нужны деньги? Я могу помочь тебе с билетом.

Разумеется, я не приняла от нее финансовую помощь. У меня оставались кое-какие сбережения (я почти ничего не потратила за время своего пребывания в Ирландии). Я купила билет и вылетела вчера. Мне повезло – я смогла взять билет на прямой рейс, хоть и пришлось сидеть в тесном кресле экономического класса. И вот теперь я здесь.

«Но ты все еще можешь уехать , – сказала я себе. – Просто вызови такси и езжай в какой-нибудь дешевый отель».

Но прежде чем я успела обдумать эту идею, входная дверь открылась.

На пороге стоял мой отец.

– Валери! Ты чего здесь стоишь, на улице холодно!

Должна признаться, при виде отца я испытала огромное облегчение, такое же, как в детстве, когда, после приснившегося кошмара, приходила в комнату родителей и забиралась к ним в кровать.

Но сейчас все происходит наяву.

Я всем сердцем люблю Подрига. Я так сильно его люблю, что чувствую, как любовь горит огнем в моей груди и я сгораю вместе с ней. Я не могу потушить этот пожар. И оттого, что я сейчас не с Подригом и что он прогнал меня и пришлось уехать, мое чувство разгорается с еще большей силой.

А вдруг я никогда к нему не вернусь?

Вдруг он разлюбил меня?

Вдруг мне просто снится кошмар, и я никогда не смогу проснуться?

Я подошла к двери, поставила чемодан на пол и бросилась в объятия отца.

– Малышка моя, – сказал он, крепко меня обнимая. – Все хорошо. Поплачь. Ты дома.

Но мой дом был рядом с Подригом. Теперь Шамблз был моим домом.

– Давай войдем в дом, хорошо? – сказал он мне, отходя в сторону и поглаживая меня по голове. – Я приготовлю кофе, и мы с тобой поговорим. Или не будем разговаривать. Как ты захочешь.

Каким-то образом за время моего отсутствия отец стал еще более чутким. Я вдруг поняла, как сильно по нему скучала, особенно после того, что случилось с Колином. Пусть причины, по которым я оказалась дома, были ужасными, благодаря им у меня появилась возможность разобраться в отношениях с родителями.

Когда он усадил меня на диван в идеально чистой гостиной, я подумала, насколько же мне легко общаться с ним и как трудно дается общение с мамой. Гостиная в доме моих родителей отличалась минималистической обстановкой, четкими линиями и чистотой. Она была так не похожа на гостиную в Шамблз, где почти постоянно царил бардак. Агнесса обожала маленьких кукол, которые были расставлены по всей комнате, обожала керамические безделушки, которые стояли на полках и собирали пыль, обожала стихи матери Подрига, которые висели на стенах в кривых рамках. А еще там было очень много книг. Это был бесконечно очаровательный бардак – и я его очень любила.

Я уже собиралась задать вопрос о маме, как вдруг она вошла в комнату, на ходу поправляя прическу. Мне показалось, что она решила прихорошиться ради меня.

– Дорогая, – сказала она и протянула ко мне руки.

– Привет, мам, – ответила я, встав с дивана и слегка ее обняв. Я уже начала готовиться к самому плохому.

– Дай мне посмотреть на тебя, – сказала она, отойдя на расстояние вытянутой руки и рассматривая меня с головы до ног.

Да. Вот оно, это самое плохое , и началось.

– Ты выглядишь такой уставшей, – с дрожью в голосе произнесла она.

Я еле сдержалась, чтобы не закатить глаза.

– Я только что прилетела из Ирландии.

– А еще ты, должно быть, так страдаешь. Дэйв! – крикнула она в сторону кухни. – У нас есть вино? Думаю, оно нам не помешает.

Я покачала головой:

– Нет, я не хочу.

Хотя это не такая уж и плохая идея.

– Дэйв, принеси мне вино! – Она улыбнулась натянутой улыбкой. – Тебе, наверное, лучше и не пить. В вине столько ненужных калорий.

Не знаю, каким было выражение моего лица до этой фразы, но, каким бы оно ни было до, после ее слов лицо у меня вытянулось, и я внутренне содрогнулась.

Началось.

Но на этот раз я не собиралась безропотно ее выслушивать.

– Почему ты так помешана на калориях? – задала я ей провокационный вопрос.

От неожиданности она нахмурилась.

– Что ты имеешь в виду? Мы все должны думать о калориях.

– Но ты-то не думаешь. Ты пьешь вино, и тебя это не беспокоит.

– Когда я была в твоем возрасте, я всегда о них думала, – жестко ответила она. – И только благодаря этому сейчас я могу есть все, что хочу. Ты сама все поймешь, когда станешь старше. Невозможно женщинам после пятидесяти или шестидесяти сохранять свой идеальный вес, если они не поддерживали его в молодости. Поэтому не сдавайся.

Она серьезно?

– Не сдаваться? – произнесла я. – Мама, я не знаю, заметила ли ты, но я больше не занимаюсь подсчетом калорий. Я, конечно, слежу за своим питанием, но не зацикливаюсь на нем. Если я хочу съесть печенье, то я его ем. И прекрасно себя при этом чувствую.

– Ирена, ты опять набросилась на дочь? – прокричал папа из кухни. – Она снова переживает сердечную драму, будь к ней более внимательна.

Я подняла брови и с вызовом посмотрела на маму.

Да уж, действительно, будь ко мне более внимательна.

Но мама лишь подняла подбородок – знак того, что она приготовилась к обороне.

– Я внимательна к тебе. Я всего лишь беспокоюсь о тебе, дорогая. Я за тебя переживаю.

– Но почему? У меня всего лишь сорок восьмой размер одежды! Я не жирная! Да даже если бы и была, почему ты считаешь, что вправе меня осуждать? У меня нет проблем со здоровьем, кроме тех, которые появились после того, как я попала под колеса грузовика, когда была маленькая, когда мне пришлось заново учиться ходить, а теперь все ноги в шрамах.