Виктория Егорова - Служанка двух господ

Я открыла глаза — в окне серым занавесом висело утреннее небо. Спектакль продолжался. Главные герои всего лишь отлучились в гримерку на время антракта. Я села на кровати, дотянулась до сумочки, вытащила пачку сигарет — даже не заметила, когда купила! — и закурила, с наслаждением после долгого перерыва. Серый дым — ассоциацией к серому небу — лениво пополз по комнате. А чего я, собственно говоря, хочу: узнать ответы на все вопросы или просто — спокойной жизни? Ответ не замедлил объявиться, незамысловатый, как сюжет мыльной оперы. Потом я поколебалась — честно, но недолго: выждать и соблюсти приличия или позвонить прямо сейчас? — и набрала номер.

Этот номер мне дал Сергей Владимирович — на самый крайний случай. Мой случай не был крайним, но я нуждалась в совете. Голос на другом конце провода пригласил меня покататься на яхте по Финскому заливу. Белая ночь еще не взяла лето за горло, поэтому мы могли полюбоваться луной. Я попросила совет, мне дали два. Иногда я бываю очень благоразумной. Вот и в этот раз — последовала совету и погостила недельку на даче в Комарове. А когда я вернулась в свой город, таксист по дороге домой рассказал об автомобильной аварии, вот уже три дня служившей темой для городских сплетен: «Мерседес» племянника потерял управление и на огромной скорости врезался в старое дерево. Дерево не выдержало и упало. Водитель — племянник — и пассажир — лейтенант Леха — погибли. Оба были под кайфом.

Я наняла для тети Зины сиделку. Врачи давали ей не больше месяца, а после аварии — неделю. Но она, вопреки ужасной потере, начала поправляться. И я с ужасом жду момента, когда ее фигура вырастет на середине нашей тихой улочки — держись, девчонки.

Состояние племянника унаследовала недееспособная Аля. Ее официальным опекуном числилась администрация психиатрической больницы. За право наложить лапу на имущество Сергея Владимировича эта администрация охотно дала согласие на Алину поездку в Швейцарию. Сейчас Аля находится в той же клинике, что и ее мать. Наверное, они встречаются на прогулках, но вряд ли друг друга узнают. А Альпы хоть немного, но ближе к Луне. Я проводила Алю в ее новое пристанище. Цюрихские банкиры были со мной очень любезны.

Оксана вышла замуж — ее избранник сделал ей предложение в тот самый день, вернее, ночь, когда она надела подаренное мной боди. Я призналась в своей проделке и теперь готовлюсь стать крестной матерью. Елена Ивановна по-прежнему заведует отделением. С некоторых пор ее жизнь стала немного спокойнее. Теперь, если кто-нибудь из детей убегает, она не вызывает милицию, а поднимает трубку, набирает мой номер и спрашивает: «У тебя?» Светлана все так же прописывает детям аминазин и плачет на групповых занятиях. Анна Кузьминична ушла на пенсию — неожиданно для всех — и выращивает тюльпаны на даче.

Максим благодаря хлопотам Елены Ивановны перевелся в другой детский дом. Новый директор отпускает его на выходные к бабушке. Лиля снова не ужилась в детском доме и снова лежит в больнице. Я навещала ее несколько раз, приносила мороженое. Дом Пашиной матери сгорел, мать исчезла. Теперь Паше некуда бежать, и он смирился со своей судьбой. Вовка в больнице больше не появлялся. Недавно встретила его на улице — возвращался с тренировки.

Виктор работает в больнице. Его частная практика процветает. И, спешу разочаровать поклонниц любовного жанра, в его семейной жизни тоже все в порядке. Мы встречаемся пару раз в месяц. И говорим. В основном о литературе. Что ж, неразгаданная тайна соединяет и волнует не меньше, чем секс.

Марина сделала пристройку к своей академии и читает лекции по психологии. Недавно она пригласила меня на слет психологов, проходивший на развалинах древнего города. Мы очень мило провели время: играли в разные психологические игры и просто дурачились. В самом конце кто-то предложил залезть на обломок крепостной стены и обратиться к присутствующим от имени бога. Желающих оказалось много. Все говорили о любви к людям и призывали их жить дружно. Я взошла на стену последней и посмотрела на людей, столпившихся внизу с поднятыми вверх лицами. Я молчала. Они ждали. Уходить при свидетелях было неловко. Все равно что садиться на унитаз посередине площади. Но они тоже не уходили, ждали. Чего? Признания в убийстве? Откровения? Раскаяния? Слов любви? Вы знаете, чего люди ждут от богов? И я не знала. И молчала. Смотрела на тех, кто внизу. Они верили, что я их люблю, что я хорошая — такая, как они. Только немного играю — в Бога. А я не играла. Любой, кто берет на себя смелость распоряжаться чужими жизнями, автоматически становится Им. Даже Анна Кузьминична. Только она об этом не подозревала. А Аля знала — лучше, чем другие. Поэтому и сошла с ума. А я? Что ждет меня? По спине пополз холод, накрыл синим плащом. Я не выдержала, вздрогнула — взглянула поверх голов. У самого горизонта, где море голубовато-серой каплей наползало на ровную, как стол, степь, укутанная в закат Алина фигура — видимо, она уже обзавелась крыльями — приглашающе взмахнула рукой. Ну уж дудки! Я прыгнула вниз. Прямо в чьи-то сильные руки, обхватила незнакомый — пока! — мужской торс, пахнущий потом и пылью, прижалась покрепче: «Снимите роль». И мы пошли пить водку. Дальше многоточие и жаркая августовская ночь.

На следующий день, почувствовав себя окончательно выздоровевшей, словно после долгой болезни, я отправилась погулять по городу. В жарком воздухе лета еле слышно зазвучала осенняя нота — на слегка пожухлую траву легла первая роса. Я натянула джинсы, влезла в кроссовки — захотелось наведаться в рыбацкий поселок, побродить по его узким и кривым улочкам, сбежать по склону к самой воде… Здесь ничего не изменилось с весны: так же наступали друг другу на плечи саманные домики, так же висели по береговому склону свежие помои, а тропинка, по которой я, скользя, сбежала к морю, была все так же щедро усыпана шлаком. Я притормозила у кромки воды. Но по инерции продолжала прыгать между камнями. Уж очень здорово было ощущать свое тело: горячее, чуть запыхавшееся от бега, и даже запах пота из-под мышек казался таким чудесным.

— Эй, тетенька! — раздалось откуда-то слева. — Вы тут сильно не прыгайте, а то упадете и убьетесь.

Слегка недоумевая, я огляделась по сторонам. Ближе к склону, среди обломков старого волнореза какой-то чумазый пацан лет одиннадцати развел небольшой костерок, а судя по запаху, который доносился из мятой алюминиевой кастрюли, только что сварил на нем свой обед. За недолгий срок своего пребывания в больнице я научилась разговаривать с такими пацанами. Вот и сейчас, проведя несколько раз правой рукой по джинсам, я протянула ее мальчишке — привет! А после добавила — приятного аппетита. Мальчишка кивнул и приглашающе похлопал по камням рядом с собой — присаживайся. Я не заставила себя долго упрашивать, села, протянула своему собеседнику (учителям средних школ не читать!) початую пачку сигарет — угощайся. Мальчишка презрительно хмыкнул при виде тощей дамской пачечки с длинными и худыми сигаретами, но одну все же вытащил, не побрезговал. Мы закурили.