Марина Суржевская - Двериндариум. Живое

По щекам покатились слезы, и я сердито стерла их рукой.

Тяжелая лапа вдруг толкнула меня в плечо. Я подпрыгнула от неожиданности и страха, обернулась. И увидела звериные глаза хриава, пасть с рядом жутких клыков, ветвистые рога. Чудовище застыло, рассматривая меня. А потом снова тронуло лапой, едва не разодрав мою щеку. Перед моими глазами качнулась бусина на веревке.

И я вдруг поняла, что монстр меня… утешает! Похлопывает по плечу, как делают люди в знак ободрения! Как делал один мой давний приятель!

Снова посмотрев в глаза чудовища, я неуверенно произнесла:

– Мор?

Хриав тихо рыкнул. И снова кивнул.

Я ошарашенно кивнула в ответ и двинулась вперед. Хриав бесшумно пошел рядом.

Что ж, пожалуй, надо сказать Ржавчине спасибо. Потому что пора посмотреть правде в глаза и принять ее такой, какая она есть. Горькой, гиблой, больной. Но единственно верной.

Я – не Ардена Левингстон, богатая и подлая аристократка.

Я – не Дождь, девочка из приюта на краю Лурдена.

Я – Вивьен Джой.

Нищенка, обманщица, нечаянная пособница ренегатов. Я не знаю, кем были мои родители, не знаю, сказал ли Верховный правду о моей матери. И была ли женщина с портрета моей матерью? Я потеряла свое сердце, друзей, и даже себя. Я совершила страшные ошибки. Я запуталась в паутине лжи и предательств.

Но я готова начать сначала. Я все еще верю в лучшее.

Я – Вивьен Джой. И сегодня я сделаю первый шаг навстречу новому будущему.

Я так много времени провел во тьме, что осела пыль моего мира, разрушенного до основания.

Я так много времени провел во тьме, что сросся с нею. И забыл свет.

Когда я открыл глаза, то увидел ее – тьму. И она была живой. Она двигалась и дышала. Пульсирующее голубое мерцание плесени освещало каменные стены и низкий сырой потолок – подземный лабиринт Двериндариума. Я медленно оперся на локти, всмотрелся.

Рядом со мной двигались темные силуэты. Они сплетались и распадались, словно черви в банке. И заметив мое движение, силуэты склонились надо мной.

– Кто вы?

Вопросов было много, и этот – не главный. Но я задал его.

Глаза привыкли к полумраку, и я стал видеть в тенях различия. Первое ничто было отвратительно уродливым. Чудовище с изломанным гниющим телом и сотнями пауков, ползающих по нему.

– Ты больше не испытаешь Страх… – сказало оно и рассмеялось гниющим беззубым ртом. – Но его испытают другие.

Вторая фигура пылала, словно огонь. Черное тело менялось, оплывало, рассыпалось искрами, собиралось снова. У него были рога и хвост, обнаженное тело рваными лохмотьями прикрывал пепел. Лицо казалось то невероятно прекрасным, то невыносимо отвратительным. То мужским, то женским, то звериным. То всем одновременно. И голос этого ничто опалял меня изнутри.

– Ты больше не испытаешь Ярость. Но ее испытают другие.

Третий силуэт приблизился, танцуя. Гибкое, грациозное, губительное. У ничто была лисья морда и змеиные повадки. Тело покрывали вороньи перья.

– Ты больше не испытаешь Боль, – прошептало оно, касаясь перьями моей щеки. – Но ее испытают другие…

У четвертой вместо лица был обглоданный череп, а вместо рук – загнутые ножи. Ее волосы венчала корона из костей и звезд, а костлявое тело обвивали мерцающие шелка. Она молча прикоснулась к моим губам ледяным поцелуем.

Я решил, что никогда не стану называть ее имени.

Я снова закрыл глаза.

Страх, Ярость, Боль и Безымянная.

Тени.

Те, которые я призвал. Напоил своей жизнью. Мой Дар.

Очень медленно я положил руку на грудь. Туда, где тело еще помнило боль удара. Сталь, легко разрезавшую кожу и мышцы, пробившую их насквозь. Раны не было. Пальцы нащупали тонкий шрам – все, что осталось от смертельного удара. Медальон, который я когда-то нашел, оказался не пустышкой. А исцелением от смертельной раны.

Вот только вместе с ножом мое тело приняло новый Дар. Или Дары?

Сталь, деревянная рукоять и веревка оплетки. Память запечатлела нож в мельчайших подробностях.

Даже пять Даров было слишком много.

Шатаясь, я поднялся. Тени кружили вокруг, свиваясь, сплетаясь, танцуя и смеясь. Касались меня бархатными пальцами, холодными губами, зубами и перьями. Приветствовали меня. Ждали. Торопили.

Порождения темной стороны. Исчадия Бездны. То, что не должно существовать в этом мире. То, чего никогда в нем не было. То, что я воплотил…

Я ощущал их своей кожей и стылой кровью.

– Они все тебе врали, – шептала Боль. – Все врали… Везде ложь. Твой отец врал – и потому погибла твоя мать… Верховный февр врал и прикрывал свои преступления… Леди Куартис врала… Малый Совет… Вивьен…

– Заткнись!

– Она тоже врала… Больше всех… Столько лжи… Все врали…

– Ложь… Ложь… Только ложь. Ничего настоящего…

– Притворство…

– Убить… убить…

Я закрывал глаза. Облизывал сухие, потрескавшиеся губы.

Ложь. Я ненавижу ее.

Мир стал бы лучше, если бы каждое слово и обещание выжигало на коже клеймо. Или стягивало горло удавкой.

Мир стал бы лучше, а люди научились не врать.

Или вымерли.

– Скорее… Скорее… – торопили мои спутники. Распадались нитями тьмы, собирались снова. – Иди, иди! Рвать… Пылать… Убивать… Дай нам всех. Дай, дай, дай…

Спотыкаясь и скользя руками по влажным стенам, я пошел. Сначала медленно. Потом – быстрее. Тени стонали и выли. Еще, еще…

Но меня это совсем не трогало.

Я шел долго. Иногда снова проваливаясь во тьму. Иногда растворяясь в ней. И возвращаясь снова. Снова видел живые тени. Снова шел.

Подземелье Вестхольда тянулось нескончаемым лабиринтом.

– Как я здесь оказался?

– Мы принесли тебя, господин… здесь древняя тьма… здесь мы сильнее…

Я сжимал зубы и шел дальше. Стараясь не думать. Не вспоминать. Память ранила, делала слабым.

Идти. Дышать. Не думать.

Когда впереди забредил тусклый свет, я протер глаза, думая, что это снова плод моего воображения. Так уже случалось не раз в этой тьме.

Но свет не исчез. И в глотку полился свежий воздух.

Я все-таки выбрался.

Шатаясь, дошел до низкого проема и выполз наружу. Над Двериндариумом высился звездный купол ясной морозной ночи. Полнобокая луна качалась на бархате неба. Я стоял на присыпанной снегом земле – без одежды, обуви и запирающего браслета. Недалеко от полуразрушенной сторожевой башни Вестхольда. А на посту, где обычно караулил дозорный, топтался ширв.

И увидев меня, он бросился в атаку.

Тень выплыла из-за моей спины и прошла сквозь зверя. Тот рухнул на снег без единого звука. А тень обернулась – блеснула корона из костей и звезд. Блеснул череп вместо лица. И Безымянная слегка поклонилась.

– Никто не причинит вреда, господин, – шепнула Боль.

– Никто из живых больше не прикоснется, – подтвердил Страх.