Татьяна Ярославская - Подождать до рассвета

— Ладно, успокойся. Расскажи милиции всю правду, может, и обойдется. Ильдара же ты травить не хотела. Ты же перепутала.

— Да я и Беловского травить не хотела. Я же его люблю!

— Кого люблю, того и бью. Не удалось отравить, ты его решила бутылкой сделать. Ты правду мне можешь сказать: почему ты его ударила?

— Потому что он вытащил пистолет.

— Откуда?

— Из кейса.

— И стал тебе угрожать?

— Никому он не угрожал, — вздохнула Вера.

— Вот так так!

— Да. Ильдару стало плохо, его затрясло, он начал задыхаться. Тут Валера схватил свой кейс, вытащил оттуда пистолет… Я сразу же бутылкой — тресь его по голове! Пистолет отлетел в сторону. Валера упал. Я же думала, он пристрелить хотел Ильдара.

Маша смотрела на нее ошарашенно и с опаской.

— А ты не подумала, — спросила она, чеканя слова, будто Вера могла ее не понять, — не подумала, что он мог искать какой-нибудь валидол для Ильдара?

Вера снова вздохнула.

— Он так следователю и сказал, когда в себя пришел. Только не валидол, а нитроглицерин. Говорит, решил, что Ильдару с сердцем плохо. А пистолет он носит для самообороны, у него и разрешение есть. Маша, ну что мне сделать, чтобы вы все меня простили?!

Повеситься, хотелось сказать Рокотовой.

— Ладно, поживем — увидим.

— Мне очень нужна твоя помощь, — взмолилась Травникова, даже руки сложила. — Ты можешь сделать для меня то, о чем я тебя попрошу?

— Знаешь, Вера, наглость, конечно, — второе счастье, но не до такой же степени!

— Маша, если ты мне не поможешь, моя смерть будет на твоей совести.

— Слушай, это у тебя нет ни стыда ни совести! — возмутилась Рокотова. — Что еще для тебя сделать, чтобы ты была окончательно довольна?

— Что ты так психуешь? — вдруг спросила Вера и невозмутимо уселась на стул. — Из-за Ильдара? Но ты ведь с ним в разводе сто лет. И он на другой женат, и ты без пяти минут замужем. Кстати, как ты съездила? Как у тебя дела с этим депутатом?

— Нормально, — буркнула Рокотова. Что толку злиться на Травникову? И не силой же выставлять ее из дома.

— Маш, расскажи подробно, мне же интересно.

— Вера, говори, что тебе от меня нужно?

Травникова обреченно кивнула, поняла, что ничего ей подруга рассказывать не станет.

— Я не могу теперь уехать из города, пока милиция со всем этим не разберется. А я лечусь, чтобы окончательно избавиться от зависимости. Мне моя родственница, Ядвига, в деревне лекарство готовит, я его и с собой привезла. Но препарата у меня было только на три дня. Послезавтра я должна вернуться к Ядвиге. Она сказала, что только первый этап лечения — до конца осени. Маша, помоги!

— Как? Взять вину на себя, чтоб тебя отпустили?

— Да нет же! Съезди в деревню, я тебе план нарисую, все напишу и Ядвиге позвоню. Привези мне еще лекарства, а Ядвига скажет, что мне дальше делать. И еще, у нее можно спросить, что делать с Ильдаром, как его вылечить.

— Вера, если ты веришь в знахарей и деревенских лекарей, то и верь, и лечись. Ильдару от этих чудо-снадобий уже досталось.

— Вот именно! А не должно было ничего случиться. Ядвига практикует много лет. Она бы знала и предупредила меня, если бы были такие отравления. Ты хоть понимаешь, как действует приворотное зелье?

— Никак, — отрезала Маша. — Это все выдумки, бред и самообман.

— Ты не права. Вот, если у тебя бессонница, ты пьешь пустырник, успокаиваешься и засыпаешь, потому что на твой мозг и нервную систему действуют вещества, содержащиеся в этом растении. Если болит желудок, пьешь настой ромашки, болит горло — полощешь его эвкалиптом. Вещества, которые содержатся в этих растениях, воздействуют на твой организм и запускают определенные программы в клетках: способствуют заживлению, угнетают болевые синдромы и активность мозга. Почему же ты утверждаешь, что не может быть в травах веществ, которые вызывают влечение, привязанность?

— Во-первых, от бессонницы, я так понимаю, ты уже лечилась, а я ею не страдаю, от желудка принимаю мезим, от горла — фарингосепт, травками не лечусь. А во-вторых, воздействие лекарства временное, пусть даже на данный момент ты вызовешь у него влечение, но это влечение разовое, надо уж тогда регулярно травить его этим средством.

— Не травить! И бывают необратимые воздействия.

— Бывают. От бледных поганок, например. Но как ты объяснишь, что у него будет влечение к конкретному человеку? Почему именно к тебе?

— Да никак я не объясню! Это Ядвига может объяснить, так она доктор наук, а я секретарша. Она на этих необъяснимых для нас явлениях огромные деньги зарабатывает. Она безнадежно больных лечит!

— Быть этого не может! Не может, Вера.

— Может! Я сама таких людей видела и с ними разговаривала. Маша, ну сжалься ты надо мною! Неужели тебе совесть позволит потом жить спокойно?

— Ты-то что можешь знать про совесть? — проворчала Рокотова и махнула рукой. — Черт с тобой. Только сначала я побываю у Ильдара в больнице.

Уже на пороге, провожая Веру, Рокотова спросила ее:

— Ты не помнишь, кто принес документы, которые лежали на столе перед Ильдаром?

— Кто? Так сам Ильдар и принес.

— Это точно?

— Точно.

Маша, услышав это, совсем расстроилась.

Проводив Веру, она позвонила в больницу. Жизнь Ильдара была уже вне опасности, но в реанимацию к нему никого не пускали. Тем не менее там с ним сидела Алла Ивановна Рокотова.

Маша беспомощно опустилась на мягкое сиденье, устроенное на обувнице в прихожей, и случайно смахнула с нее металлический рожок для обуви. Опять Кузька не повесил на место! Рожок провалился за обувницу и странно звякнул, будто металлом о металл. Маша сунула в щель у стены руку и тут же нащупала что-то холодное, но сразу поняла — это совсем не рожок. Со страхом и любопытством она извлекла из-за обувницы не очень большой, но самый настоящий пистолет.

За ужином собрались поздно, ждали Павла Иловенского, а он приехал уже после десяти. Они с Тимуром сразу же стали о чем-то оживленно шептаться, но Маша пресекла эти таинственные переговоры и загнала всех за стол.

В середине стола стояло большое блюдо под круглой высокой крышкой, недавнее Кузино приобретение для изысканной сервировки.

— Все готовы? — спросила Маша.

Ее мужчины дружно закивали.

— Итак…

Она подняла крышку блюда. На белом фарфоре лежал черный пистолет. Повисла недоуменная тишина.

— А где моя курица? — вдруг спросил Кузя.

— Да, — присоединился Тимур. — А что на ужин?

— Вы издеваетесь? — обиделась Маша. Они действительно не были потрясены или просто придуривались?

— Маша, откуда это? — спросил Павел.

— От верблюда! Я нашла его в прихожей за обувницей. И я вам скажу, как он там оказался.

— Я тут ни при чем! — тут же встрял Кузя.

— Замолчи. Этот пистолет бросил за обувницу человек, который назвался водителем Ильдара в день его свадьбы. Он понял, что я не одна, что сейчас его будут обыскивать, и сбросил улику. Он ничем не рисковал: у него на руках были перчатки, помните, он был наряжен, якобы в честь свадьбы? Я же говорила, он хотел убить меня, но мне никто не поверил, и киллеру дали уйти. Я и вас всех хочу спросить: почему меня все вокруг считают за дуру?