Эрика Адамс - Игрушка палача [litres]

Я издевательски хохотнул, глядя на Дэйррина, выражение его лица сменилось всего на какую-то долю секунды, а затем приняло прежний вид. Но я всё же успел заметить скользнувшую тень.

– И опять я отвечу тебе то же самое. Ни для кого не секрет, что Реннар подозревал в измене и предательстве всех вокруг, и свою супругу в том числе. Скорее всего, у тебя есть доступ к его личным дневниковым файлам, сохранившимся после него. Не удивлюсь, что размер файла достигает невиданных размеров. Его мнительность не знала границ.

Дэйррин попытался вновь вернуть управление разговором в свои руки, но было уже поздно. Я знал, куда метить, и говорил абсолютную правду.

– Тебе нужны подробности? На моей мамашке в тот день не было ничего, кроме нелепого бюстальтера, ярко-красного вызывающего цвета, обильно украшенного кружевными цветами. Ах да, забыл. Вы так торопились, что не успели снять трусы, а всего лишь приспустили их. И они натянулись тонкой красной нитью между её широко раздвинутых ног, в то время как ты вдалбливался в неё сзади. Чёрное платье, стоившее целое состояние, валялось небрежной тряпкой, ты даже наступил на него своим левым ботинком, не замечая этого. Куда там? Ты долбил самую дорогую и желанную дырку, принадлежащую самому Императору. Скажи, тебя подстёгивало это, когда в очередной раз скрывался с ней от любопытных глаз, прячась только для того, чтобы всунуть свой член в неё хотя бы на пару минут, а?

Дэйррин молчал, поражённый моими словами. А меня уже несло, и я не мог остановиться, освобождаясь от груза молчания, давившего на меня столько лет.

– Реннар был прав, попрекая её тем, что она одевалась как дешёвая доступная шлюха. Таковой она и была, да? Делала всё наперекор Реннару, зля его постоянно. Просил одеваться скромнее, а она наоборот одевалась так, что казалась практически голой. Для тебя… носила все эти облегающие платья с огромными вырезами, из которых её сиськи то и дело норовили выскользнуть. Она дразнила своим видом нашего отца и тебя, водя за нас вас двоих, как лохов. А вы как два кобеля, поведшихся на одну похотливую сучку, постоянно грызлись между собой. Ты – потому что не мог брать её, когда пожелал, а Реннар – оттого, что подозревал тебя, но ему никак не удавалось схватить вас двоих за руку… Или вернее сказать, схватить за хрен тебя, дядя…

Я потянулся за бокалом, стоящим на столе, наполнил его и отхлебнул воды:

– Чудесное было представление… Можно сказать, первый мой просмотр порнушки в режиме реального времени. Ха. Я хотел унести ноги куда подальше и даже начал потихоньку пятиться, но запнулся и упал. Шум был слишком громкий. Честно, я не ожидал, что вы услышите его из-за громких стонов и страстных выкриков, но ты был настороже. Метнулся ко мне, приставив лезвие к горлу.

– Мальчишка слишком предан отцу, он заложит нас.. Мы можем представить всё так, будто это дело рук мятежных групп фаэлинов.

– Нет, Сид будет молчать…

Вы спорили между собой так, будто я был глухой или меня не было поблизости. Удивительно, но в моей блядующей мамашке внезапно проснулся материнский инстинкт, дремавший отчего-то ранее. Она даже опустилась на колени, простирая к тебе руки в мольбе. Нелепее в жизни я ничего не видел. И ты знаешь, что было дальше, да? Дэйррин?

Он кивнул:

– Ты рассмеялся. Выродок. В тот момент ты так походил на своего ублюдочного отца, что я едва сдержался от того, чтобы не прикончить тебя. Но не стал этого делать из-за твоей матери…

– Конечно, она же так усердно умоляла тебя. Наверняка, после того, как ты внял её мольбам, еще и щедро расплатилась с тобой.

– Прекрати! – спокойное лицо Дэйррина исказилось яростью. – Ты ничего не знаешь. Она была обещана мне, и мы были вместе… Ровно до того момента, когда она попалась на глаза моему старшему братцу, не привыкшему ни в чем себе отказывать. Особенно если дело коснулось одной из женщин, которых не коснулся вирус. Ублюдок присвоил её себе, сделав своей женой, и обрюхатил. Дважды. Одного за другим, без передышки. А она ненавидела его всё это время, её тошнило от его прикосновений…

– Избавь меня от постельных подробностей, Дэй. Мне срать на то, кого и как ты трахал. То, что её чрево выносило меня и Ларса, ещё не делает её моей матерью. Как ты знаешь, сейчас такую же функцию выполняют искусственные матки. Что теперь, молиться на каждую?

Я зло усмехнулся, глядя прямо в голубовато-серые глаза Дэйррина, в которых сейчас бушевал гнев и злость. О да, моя мамашка ему очень сильно нравилась. Так сильно, что даже спустя столько лет, ему хотелось удавить меня только за то, что я говорил о ней в неподобающем тоне.

А мне было на это плевать. Как сейчас, так и тогда. Она была хреновой матерью, ненависть к отцу она целиком и полностью переносила и на меня с Ларсом. Она находилась рядом, но едва ли замечала наше присутствие, обращая на нас внимание только тогда, когда мы своими выходками и криками мешали ей.

А однажды ей пришла в голову забавная идея – накурить нас гирраном до одури. Маленьких детей, которым не исполнилось и десяти. О, чудесные были ощущения. Мир окрасился в кислотные цвета и качался под ногами, то и дело переворачиваясь передо мной. Звуки стали оглушающе громкими настолько, что было больно слышать происходящее вокруг. Боль была такой сильной, будто барабанные перепонки лопнули и из ушей лилась кровь. А она смеялась до слёз, всхлипывая время от времени, глядя на то, как нас корёжит и ведёт от наркотика, как нас выворачивает наизнанку, и как мы блюём на кристально чистый пол каюты, не в силах удержать рвущуюся наружу желчь.

Реннар каким-то образом прознал о её выходке и отходил её, запретив пользоваться восстанавливающей капсулой, так что она смогла встать только через две с половиной недели. И ещё около месяца она передвигалась, прихрамывая. Я приходил проведать мамочку каждый день только для того, чтобы насладиться видом её лица, почерневшего и опухшего от синяков, с заплывшими глазами. Я приходил только для того, чтобы, воспользовавшись её временной неспособностью ходить, больно ткнуть её кожу острым предметом, усиливая нажим до тех пор, пока она не начинала нечленораздельно мычать из-за сломанной и зафиксированной в неподвижном состоянии челюсти. Я упивался своей властью и её болью, с наслаждением глядя, как из-под сомкнутых век начинали катиться слёзы, мутные и грязные, как и она сама. Дрянь.

Она не забыла этого и, оправившись, с ещё большей злобой смотрела на меня, внезапно воспылав материнской любовью к Ларсу, который, в отличие от меня, приносил этой шлюхе её любимые цветы и читал вслух сводки новостей, пока она лежала, прикованная к больничной кровати. Она не упускала ни малейшего шанса ткнуть меня носом в какое-то моё несовершенство, зло и издевательски высмеивая малейшие ошибки и неуклюжесть, присущую всем мальчишкам в этом возрасте.