Матильда Старр - Она – его собственность

Вообще-то мог. А еще мог подсуетиться и выписать себе из родового поместья какую-нибудь симпатичную невинную деву из числа служанок. Договориться с Сартром, чтобы тот нашел ей вроде как работу, например, прибираться в богатом общежитии. Таким образом то, что девушка будет время от времени заходить в его апартаменты, даже не вызовет ни у кого подозрений. Это куда более реальная причина, чем наши с ним выдуманные занятия.

Мне стало нехорошо. Чем же это закончится для меня? Все-таки отчислением? От этой мысли тело прошиб озноб. Сможет ли Дар поступить так со мной? Откуда я, ко всем чертям, знаю? Я понятия не имею, что он может, а чего нет. Я вот была уверена, что он и дня не сможет прожить без того, чтобы явиться ко мне и потребовать свое. А он справился. Так, эти мысли до добра не доведут. Мне срочно требовалось освежиться.

Но освежиться не получилось. Стоило мне встать под прохладные струи и подставить тело тонким колючим ударам воды, как на меня нахлынуло воспоминание о совсем другом душе, о том, что было недавно, о том, как бесстыже и бессовестно я шагнула под воду, когда там уже был Дар.

И всё же… как бы я его ни ненавидела, надо признать: у него красивое тело. Слишком красивое для такого напыщенного самодовольного аристократа. Видно, что ежедневные тренировки не проходят даром.

Но дело даже не в этом. А в чём – я не знаю. Знаю только, что от одного лишь воспоминания начинает ныть грудь, словно прося ласки, и становится горячо внизу живота.

Невыносимый скотина Дар. Какого чёрта он был тогда так нежен? И какого чёрта я всё помню, да так ярко, как будто всё случилось только вчера?

Закрыв глаза, я коснулась груди. Совсем не удивилась, когда соски оказались твёрдыми, как вишнёвые косточки. Томительная дрожь пробежала по телу, а в памяти всплыла картинка: широкие ладони Дара накрывают мою грудь, мнут её, теребят соски, поглаживают, сжимают.

Скотина… и где его носят черти? Почему он не идёт ко мне? Хотя бы просто для того, чтобы я могла захлопнуть перед его носом дверь, едва открыв её.

Дар в моём воображении теперь касался меня внизу. Длинные жёсткие пальцы скользили по намокшим прядкам, по-свойски исследовали все углубления и выпуклости, ныряли между повлажневших нижних губ.

Я невольно застонала, когда движения пальцев – мои собственные движения – ускорились, переплетаясь с отголосками памяти тела. Приоткрыла рот, ловя губами капли.

И вдруг так ярко представилось, как Дар целует меня. Бьюсь об заклад, целуется он так же, как делает всё остальное: с бешеным напором и полной уверенностью, что ему всё позволено.

Чёрт, это тоже вспомнилось явно: как я лезу к нему с поцелуями, а он с изумлением отшатывается. Ладно, пусть это была всего лишь одна попытка – но он и правда отшатнулся. Не захотел поцеловать меня. Хотя зачем ему хотеть этого, у нас ведь исключительно деловые отношения. Это не Линар, который мешает всё в кучу.

Тьфу, Линар…

Посторонняя мысль чуть не сбила меня с ритма. Я выбросила Линара из головы и сосредоточилась на Даре. На том, как я его ненавижу, с каким удовольствием я бы плюнула в его красивую рожу, как бы хотела больше никогда в жизни с ним не встречаться.

Но в моём воображении Дару было положить болт на все мои желания. Он брал меня, не спрашивая разрешения, и его тёмно-серые глаза не отпускали моих. И ещё он целовал меня – так горячо и жадно, как будто это было последним, что он успевал сделать в этой жизни.

Мои пальцы летали, повторяя ритм, с которым Дар входил в меня в моей фантазии. Ещё быстрее, ещё сильнее, ещё настойчивее, вознося меня на вершину удовольствия. Словно всё моё существо сосредоточилось в тугом узле желания, пульсирующем внизу живота. Капли барабанили по коже, задевая соски, напоминая лёгкие прикосновения чужих пальцев.

Меня хватило совсем на чуть-чуть. Буквально пара минут – и я сползла по мокрой стенке, оглашая тесную душевую кабинку продолжительным стоном.

О-о-ох…

Когда я открыла глаза и встряхнула мокрыми волосами, я уже думала о Даре как обычно: что он избалованный высокомерный аристократ. И готова была сожрать себя с почками за то, что вытворяла только что, вспоминая о нём. Это не я, это остаточное влияние того треклятого пойла из треножника, это какое-то мимолётное умопомрачение. И больше такого не повторится.

Если бы не Триана, я бы выбил Линару зубы и ни о чём бы не пожалел. Пусть даже опять Сартр проел бы мне всю плешь о недопустимости применения силы для решения некоторых деликатных вопросов. Ради удовольствия посмотреть, как Линар, этот лощёный хлыст, станет давиться собственной кровью, я бы многим пожертвовал.

Но… чёртова человечка что-то вбила в свою чёртову человечью голову и вдруг взъелась на меня так, что пришлось уйти.

Даже самый хитрый дьявол не всегда поймёт, что на уме у женщин, тёмные они или человеческие. Так и с Трианой. Она в упор не видела ни того, что Линар прятался за неё, как за живой щит, ни того, что он вешал ей лапшу на уши, настраивая против меня.

Ну и пусть пропадут пропадом – оба.

И что меня понесло к ней с этими апельсинами? Повелся на ее страстные стоны и напрочь забыл, что это вызвано вовсе не тем, как она ко мне относится, а чертовой пыльцой чертового треножника.

Так нет, мне хотелось порадовать свою игрушку. Ну что, порадовал – Линар её порадовал, который припёрся первым, с теми же дурацкими апельсинами. И она его впустила, хотя после вчерашнего ей неплохо было держаться от него подальше.

Повторяю, один дьявол поймёт этих женщин.

Да и я хорош: неплохо бы уяснить наконец: между нами договор, и все на этом. И никакие апельсины по утрам в этом договоре не прописаны.

В общем, я решил, что после всех этих приключений лучшее, что можно сделать, – это отоспаться. И я проспал в тот день до самого вечера. Проснулся оттого, что услышал тихий стук в дверь.

Сердце невольно подпрыгнуло: может, это Триана наконец одумалась и пришла – ну если не извиниться, то хотя бы предложить возобновить наши сеансы. Но это была не она.

На пороге стояла Алиада. Сейчас она была похожа на ангелочка. Белое платье ниже колена, прическа скромницы и кроткий взгляд из-под пушистых ресниц.

Наверное, кого-то это могло обмануть, но не меня. Я точно знаю, что она собой представляет. Впрочем, она ничуть не хуже некоторых других притворщиц.

– Что ты хотела, Алиада? – спросил я.

– Все собираются на фейерверк, – она заговорила виновато и торопливо, – если мы не пойдем туда вместе, все подумают: мы поссорились.

Она смотрела на меня вопросительным взглядом, словно спрашивая у меня: так мы поссорились? На какое-то мгновение мне захотелось втащить ее в комнату, рвануть с плеч белое платье скромницы и сказать: пошли они к черту, эти все. И на весь вечер остаться дома.