Елена Арсеньева - Мост бриллиантовых грез

Она сказала, что встретится с ним снова, когда он прочтет эту русскую абракадабру, которая написана на зеркале?

Арман взял листок бумаги, роллер и аккуратно переписал буквы с зеркала. Что за варварский альфабет! Да еще и почерк у его новой пассии, конечно…

Придирчиво сравнив то, что было написано на зеркале, с копией и оставшись довольным своим старанием, он открыл шкаф (дверцы снова ужасающе заскрипели, однако Арман привык к этому звуку и давно не обращал на него никакого внимания) и снял стопку своих маек со стоящего на нижней полке телефакса. Заправил в него листок, поднял трубку, набрал номер:

– Борис? Привет, амиго. Ты еще не забыл свой родной язык? Нет? Ну и хорошо. Я тебе сейчас пришлю по факсу некий русский текст, а ты мне быстренько переведи, ладно? Ну, стартуем!

Факс заработал, листок пополз внутрь, потом высунулся наружу и наконец вывалился в руки Армана. Почти тотчас зазвенел портабль:

– Арман?

Голос приятеля звучал как-то странно.

– Перевел?

– Перевести-то перевел… А скажи, откуда ты взял эти слова? Кто их написал? Они адресованы тебе?

– Нет, не бери в голову, это я тут по одному делу работаю, – быстро соврал Арман. Что-то было такое в голосе Бориса, что заставило его соврать.

– Да? Ну ладно, тогда стартуем!

Факс затрещал. Листок медленно выдвигался из паза.

Наконец прошла отметка о приеме. Арман рванул листок и перевернул его.

Твердым почерком Бориса рядом с непонятным русским текстом было написано:

«Que tu crиves, connard!Чтоб ты сдох, козел!»

И еще:

«Извини, приятель, но таков перевод! Твой Борис».

– Que tu cruves, connard! – повторил Арман. – Чтоб я сдох, я козел? Это мне?! Вот как? Вот так! Теплое дружеское пожелание? Привет, благодарность? Она обещала, что мы увидимся, когда я прочту текст… Ну так я его прочел! Значит, мы увидимся очень скоро!

Голос его звучал мстительно, однако глаза были печальны, и губы дрожали горестно, обиженно, совсем по-мальчишески.

Вдруг стало трудно дышать. Он порылся в верхнем ящике письменного стола и достал баллончик с лекарством, которым не пользовался уже давно. Обхватил раструб губами, нажал на распылитель. Продышался. Да, а он-то думал, его болезнь ушла. Выходит, нет. Что могло вызвать приступ? Да вроде бы нечему… Или все дело только в волнении, в том комке, который закупорил горло, когда Арман прочел эти беспощадные слова: «Que tu crиves, connard!Чтоб ты сдох, козел!»

Ну конечно! Все дело только в стрессе. А стресс надо снимать не медикаментами, а кое-чем другим.

Он достал из бара бутылку «Сюза», налил в стакан и залпом выпил горьковато-сладкую жидкость. Потом осушил еще стакан, еще…

Удушье прошло. Бутылка опустела. Арман поставил ее в угол, открыл дверь на площадку и свистнул. Снизу прибежала Шьен, ввалилась в квартиру, видимо, очень довольная, что ее позвали. Арман опустился рядом с собакой на колени, обнял ее, зарылся лицом в загривок. Шьен забеспокоилась, рванулась было раз и другой, но не смогла высвободиться и вдруг тоненько, тоскливо заскулила, словно заплакала.

Ну да, сам-то он не мог плакать, так пусть хоть Шьен над ним поскулит…

Сначала Катрин подъехала к бистро «Le Volontaire». Кто знает, может быть, она ошиблась и Арман так и сидит на своем месте, ничего не видя, ничего не слыша, ничего не зная о неблаговидных делишках своей подопечной?

Нет, разумеется, она была не так глупа, чтобы маячить в своей приметной «Ауди» возле «Le Volontaire». А вдруг Фанни посмотрит в окно и увидит ее? Катрин припарковалась на рю дю Фробур-Монмартр и пешком пошла к бистро. Упрятав нос в мех (в целях маскировки она надела курточку попроще, серенькую такую, украшенную всего лишь полосочкой песца, и упрятала под серую шелковую косынку золотистые волосы), прошмыгнула мимо «Le Volontaire» раз и другой. Нет, Армана не видно. Определенно не видно!

В очередной раз набрала его номер – абонент снова недоступен: портабль или отключен, или разрядился, или Арман находится там, где сигнал не проходит. Ну что ж, придется попытать счастья по его домашнему адресу.

Катрин прошла к машине и, не возвращаясь на Друо, в объезд через улицу Лафайет и Фробур-Пуссоньер, выбралась на бульвары. Она миновала Републик, и только оказалась на пересечении бульваров Вольтера и Ришара Ленуа, как на тротуаре мелькнула тощая фигура Армана. Вот повезло! Катрин уже положила руку на клаксон, чтобы посигналить, но тут же передумала: Арман шел не один, а с какой-то высокой женщиной. Лица ее Катрин не разглядела, отметила мельком только хорошую фигуру, волнующую походку, надменно вскинутую голову и небрежную одежду: какая-то курточка, какие-то джинсики…

Кто такая, интересно? Соседка? Случайная знакомая? Пассия? Клиентка Армана?

Строго говоря, кто бы она ни была, Катрин было на нее и ее присутствие совершенно наплевать, она уже собралась припарковаться впереди, подождать, пока эта парочка с ней поравняется, эффектно выйти из автомобиля и устроить Арману то, чего он, безусловно, заслуживал: снятие скальпа вместе с головой. Но что-то остановило Катрин – наверное, все та же поистине кошачья интуиция, которая вела ее по жизни, помогая совершать минимальное количество ошибок.

Нет, сейчас не время скандалить с Арманом. Нужно подождать, пока он останется один. Ничего, время у нее есть.

Она проводила взглядом Армана и его даму, вошедших в дом (судя по адресу, здесь находился офис Армана, здесь же, такое впечатление, он и жил), и обратила внимание, что за парочкой брела большая белая собака. Чья? Да не все ли равно, Катрин, как и всякое существо из семейства кошачьих, собак не терпела. Она выбрала удобное место для парковки, откуда хорошо просматривался подъезд, и приготовилась ждать.

Ждать пришлось долго – не меньше часа. Катрин успела позвонить своему мальчику и поворковать с ним, оторвав от просмотра очередного детектива. Куда бы он хотел пойти вечером? Роман подумал немного и выбрал ресторан универмага «Samariten», что напротив Пон-Неф. Катрин удивилась такому выбору, и Роман со смехом объяснил, что название ресторана звучит как «Toupary», а по-русски это самое «тупари» означает «идиоты», «дураки» – короче говоря, les imbйciles. И это смешно: побывать в ресторане для тупарей, pour les imbйciles.

Катрин посмеялась вместе с ним, согласилась пойти в «Toupary», бросила на прощанье:

– Bisous-bisous! Целую-целую! – и снова уставилась на дверь.

Буквально пять минут спустя ее терпение было вознаграждено: высокая дама вышла. Вид у нее был какой-то… не то чтобы помятый, не то чтобы растрепанный… Ну, словами это не определить, однако Катрин могла голову дать на отсечение, что эта долговязая высокомерная особа только что трахалась с Арманом так, что пыль летела. «Да провалиться мне на этом месте, – подумала Катрин, – у меня на такие делишки глаз-алмаз!»