Лиза Хилтон - Ультима

Затем предположим, что ростовщик продал картину, не имея ни малейшего представления о ее реальной стоимости, итальянскому партизану, возвращавшемуся на родину в конце войны. К моменту ухода нацистов из Италии многие итальянские солдаты находились в немецких лагерях военнопленных и теперь, после объявления мира, пытались добраться домой через погрузившуюся в хаос Европу. Я сделала пометку, чтобы не забыть проверить, как назывались разные военные чины, чтобы правильно описать моего воображаемого партизана. Еще один чек на обороте картины, еще одно вымышленное имя.

Затем картина исчезнет на тридцать лет и появится вновь в качестве лота на распродаже предметов, оставленных в камере хранения на железнодорожном вокзале Рима. Такие распродажи устраивали время от времени. После продажи Гоген отправится на юг, в Палермо, где и провисит десять лет на кухне скромной квартирки. Владелец скромной квартирки возьмет ипотеку, не сможет ее выплатить, и дом со всем имуществом перейдет в собственность банка. В описи владелец заявит, что приобрел картину на вокзальной распродаже. Я проверю все записи с распродажи и приложу документ к оригинальному прайс-листу с презрительным названием «Портрет неизвестной», среди всех прочих подлинных предметов. Подлог подробностей о подделках на реальных продажах – трюк, который проделал мошенник Джон Дрю, которому удалось продать несколько «Джакометти», многие из которых все еще висят в музеях, хотя их подлинность так и не установлена.

Банком будет, скажем, «Сосьете мутуале ди Палермо». Как я узнала, охотясь за поддельным Караваджо, во владении сицилийской организации находится большая коллекция предметов искусства – одни настоящие, другие чуть менее настоящие. Картины находились в центральном офисе банка в Палермо, но небольшие отделения имелись и в других городах – Риме, Неаполе, Милане. И Монкада, и Казбич проводили картины через «Сосьете мутуале», а значит, банк в какой-то степени используется для торговли предметами искусства и оружием уже лет двадцать. Официально все будет выглядеть так: я – частный арт-дилер – случайно «открыла» Гогена, собираясь приобрести несколько картин из коллекции «Сосьете мутуале». Я куплю пару картин для своей галереи и выложу их на сайте, а банк предложит «Джентилески» в моем лице провести исследование Гогена и найти потенциальных покупателей. Затем я «проведу расследование» всей истории, которую уже придумала. Банк будет моим клиентом, я отдам им процент, а потом да Сильва проследит, чтобы деньги попали по адресу, с учетом того, что причитается «Джентилески» в качестве оплаты услуг.

Если «Джентилески» приобретет картину в ближайшее время, пока я якобы проверяю провенанс, Ли как раз успеет создать само полотно.

Скорее всего, «Сосьете мутуале» сможет устроить необходимую документацию по ипотеке, документ, подтверждающий невыплату в срок и переход картины в собственность банка, причем им не составит труда сделать все это задним числом. Придется поработать над третьим действующим лицом – последним владельцем картины, купившим ее на вокзальной распродаже в семидесятые годы, а затем передавшим банку в восьмидесятые. Очень удачно, что все это произошло в эпоху, когда еще не было компьютерных баз данных. Кредитор-неудачник вскоре после конфискации имущества умирает, решила я, не оставляя наследников. Посмотрев на разложенные передо мной листы бумаги, теперь испещренные моими записями и подчеркиваниями, я добавила еще одну запись о том, что нам потребуется бумага, датирующаяся сороковыми, семидесятыми и восьмидесятыми годами. Ну и парочка старинных телефонных каталогов. Да Сильве надо будет договориться о встрече в Палермо. Может, затея сработает. Вполне может сработать.

Время уже было к полуночи, Сальваторе все так же неподвижно сидел и глядел на огни Сидерно у подножия холма, в двадцати минутах езды отсюда. В доме да Сильва с мрачным видом смотрел новости – по телевизору рассказывали о новых миграционных путях из Румынии в Западную Европу. Я собралась предложить ему бокал вина, но обнаружила, что на кухне уже стоит на три четверти пустая бутылка красного. Вылив остатки в свой бокал, я присоединилась к нему перед телевизором:

– Ромеро?

– Ну чего тебе?

– Когда мы были в порту, ты говорил, что беженцы, как правило, попадают в лагеря. Что значит «как правило»?

– Значит, что иногда бывают несчастные случаи.

Новостной выпуск прервался на рекламу, где, естественно, показывали девушку в микроскопического размера бикини. На этот раз героиня в полном экстазе мыла машину, в основном собственной грудью.

– И что дальше?

– Иногда сначала нужно освободить место для товара. Поэтому в первую очередь выбрасывают весь груз.

– Ты имеешь в виду людей? Ты хочешь сказать, что их просто сбрасывают в море? Специально?

Ромеро кивнул, не сводя глаз со светящегося экрана, взял пульт и принялся переключать каналы, пока не дошел до какого-то фильма. Клинт Иствуд как раз оказался лицом к лицу с целым салуном, полным подозрительных личностей.

– Хочешь посмотреть?

– Нет, спасибо, – отказалась я, залпом допила остатки вина и пошла спать.

Дверь в спальню я закрывать не стала, чтобы не мешать ему смотреть, как Клинт Иствуд берет последний рубеж. Мне не хотелось, чтобы он думал, будто я закрываюсь от него, потому что это означало бы, что я думаю о нем, лежа в постели. Кстати, я о нем совершенно не думала. Я открыла окно, потянулась к ставням, ощутив слегка морозный воздух. Сальваторе стоял и смотрел на фейерверк над морем. Я снова спустилась вниз.

– Знаешь, какой сегодня день?

– Ну конечно.

– Тогда – с Новым годом!

Музей Фолькванг в Эссене когда-то называли красивейшим музеем в мире, но, скорее всего, это было еще до того, как к нему пристроили три современных флигеля. Зеленоватые бетонные коробки, уныло возвышавшиеся прямо у автобана, не мог спасти даже снегопад, от которого Ли пришел в полный восторг еще в аэропорту. Мы сняли три номера в «Шератоне» аэропорта Дюссельдорфа, мы с да Сильвой съели немецкий хот-дог в атриуме, а Ли пошел наверх собирать инструменты и переодеваться в теплую куртку. Я заставила да Сильву экипировать нашего китайского коллегу. Мы не могли пользоваться профессиональным оборудованием, так как это могло привлечь к нам лишнее внимание, но я предложила Ли купить светодиодное увеличительное стекло для смартфона, чтобы как можно лучше сфотографировать мазки. Гоген, как правило, писал композицию прусской лазурью, потом покрывал элементы базовым цветом, а затем добавлял дополнительные слои пигмента вертикальными или диагональными мазками. Ли уже обзавелся кистями того периода, со скошенными кончиками, но мне хотелось, чтобы он потренировался накладывать краску до тех пор, пока не запомнит простые движения инструментов Гогена на мышечном уровне.