Александр Слепаков - Вся история Фролова, советского вампира

– Я не могу далеко уходить отсюда. Это опасно для людей, – ответил Фролов.

– А если тебя на истребителе отвезти и привезти? – спросил Пальчиков.

– Я, честно сказать, не знаю, можно ли это? – продолжал сомневаться Фролов.

– За ночь управимся. Я тебе приказывать не могу. Но ты бы очень помог. Туда истребитель за час долетает. И обратно примерно столько же. До Варшавы ты своим ходом моментально доберёшься, – представил ситуацию Пальчиков.

– Если меня рассвет там застанет, я могу с резьбы сорваться, – предупредил Фролов.

– Значит, надо успеть, – подытожил Пальчиков.

– Подумай, Фролов, – добавил Пушкарёв, – мы людей защищаем. Я туда тоже в командировку еду через неделю.

– Ну, если вы едете… это вообще другое дело – ответил Фролов. – Я поговорю с отцом Иларионом, с хлопцем вашим свяжусь. Я что? Надо – так надо.

Иевлева снова попросила Снегирёва отложить совместную поездку в Москву по причине вполне прозаической: очень много скопилось дел на факультете. Во-первых, годовая нагрузка по учебной работе по просьбе самой Иевлевой распределилась на первый семестр за счёт второго. Во втором семестре надо было уходить в декрет. Во-вторых, ещё ранней весной, до всей этой вампирской истории, она записалась на две научные конференции, и отказываться теперь и подводить коллег было неудобно. В-третьих, она резко интенсифицировала свои усилия по обмену квартиры родителей в Новосибирске на Ростов.

Её познакомили с подпольным агентом по обмену квартир, некоей Таисией Петровной, которая приходила раз в неделю и рисовала схемы обмена квартир, состоящие из примерно двадцати ходов по всей географии Советского Союза. Схемы эти были похожи на чемпионские шахматные партии, но умеющая быстро и точно мыслить Иевлева часто находила в них ошибку. Кто-то из четырёхкомнатной квартиры неожиданно попадал в однокомнатную, а однажды звено из Винницы, двухкомнатная квартира в центре города, оказалось в Астрахани, но на улице, поскольку построенная схема по вкравшейся ошибке квартиры для них не предусматривала.

Таисия Петровна в таких ситуациях хваталась за голову и кричала: «Ой!» С таким трудом построенная система рушилась, и Таисия Петровна втайне испытывала к Иевлевой неприязнь.

Снегирёв вёл себя странновато: то пропадал, ссылаясь на занятость, то вдруг появлялся и плотно ухаживал. Но проявлял сдержанность, в которой чуткая Иевлева видела колебания непонятной природы. Похоже было, что он собирается решиться на что-то серьёзное. Но откладывает это решение из-за внезапно возникших обстоятельств, порождающих сомнения. Обстоятельств, которые необходимо выяснить перед тем, как он сделает решительный шаг. Было похоже, что то ли у него какие-то сложности в семье, то ли что-то ещё. И он вроде бы перестал форсировать идею сближения, а вместе с тем отпала и необходимость аборта.

Однажды вечером на кафедре зазвонил телефон. Попросили к телефону Иевлеву Тамару Борисовну.

– Иевлева Тамара Борисовна? – спросил голос. – Будете говорить!

Потом в трубке раздался голос участкового. Это было настолько неожиданно, что она даже растерялась, хотя она постоянно помнила о нём и беспокоилась, но вдруг ни с того ни с сего на кафедре… Умница, что не позвонил домой! Домашний телефон наверняка на прослушке.

– Тома, – сказал участковый, – со мной всё хорошо. Но я пока объявиться не могу. У меня для тебя есть подарок, тебе во сне не снился! Это г**но! Ты слышишь меня?

– Какое г**но? – чуть ли не вскрикнула Иевлева.

– Г**но крокодила! Того самого! Того самого! Ты представляешь? – возбуждённо продолжал участковый.

– Где ты взял это г**но? – спросила Иевлева взволнованным голосом.

– Тома, – заверил участковый, – я б тебе не врал. Ты же знаешь. Я под землёй был. Ходили с одним человеком. Я его видел. Ящера. Совсем близко. Я же знаю, тебе интересно. Я только тебе пока передать не могу. Но оно в холодильнике лежит, замороженное. Я попробую тебе через одного человека передать.

– Это царский подарок! – поблагодарила Иевлева и спросила: – Как твоя рана?

– Да уже всё, – ответил участковый, – зажила. Стой, а откуда ты знаешь?

– Я была на хуторе. Мне передали, что у тебя неприятности, хотела узнать… Ну… в общем… Фролова видела, он сказал.

– Что он сказал? – спросил участковый.

– Что ты ранен.

– Больше ничего не говорил? – В голосе участкового чувствовалась сильная тревога.

– Нет, больше ничего, – убедительно соврала умная заботливая Иевлева.

– Да всё прошло уже. Но я вернуться пока не могу. Ты там будь осторожна, особенно если военные. Держись подальше. Я тебя прошу.

– Не беспокойся, я очень осторожна. Я тебе могу как-то помочь? – спросила она.

– Я дам знать, – ответил участковый, и в трубке раздались длинные гудки.

Валера тоже появился на факультете. Он вёл себя вполне адекватно. И по его психическому расстройству главным врачом психоневрологического диспансера профессором Анесьяном была зафиксирована стойкая ремиссия. Профессор Анесьян очень гордился успешным лечением Валеры и собирался об этом писать статью.

Научная конференция состоялась перед ноябрьскими праздниками. Иевлева сделала доклад. После конференции было чаепитие с пирожными на кафедре, на котором присутствовали коллеги с других кафедр, которые тоже участвовали в конференции. Один из них, заведующий кафедрой генетики, молодой доктор наук Евгений Петрович Гущин, оказался рядом с Тамарой Борисовной. Они разговорились. Ей было приятно смотреть на него. Высокий, стройный, с длинными волосами. Внешность совершенно не советская. Усы, бородка, большой нос при длинных светлых волосах, голубые глаза и манера слегка наклонять голову, как бы вслушиваясь в то, что тебе говорит собеседник.

Короче говоря, Женя Гущин Иевлевой нравился. И надо было признать это со всей откровенностью. Не в её привычке было строить планы и вдаваться в подробности его семейной жизни. Её беременность ещё почти не обозначилась. И она подумала, что, если бы он проявил активность, вряд ли она бы стала яростно сопротивляться. И он, разумеется, сразу же проявил активность.

– А не оставить ли нам этих скучных людей обсуждать свои скучные доклады и не уйти ли нам незаметно, по-английски? – спросил Гущин.

– Да, – согласилась Иевлева, – вы такой незаметный, Евгений Петрович. Своим незаметным исчезновением вы только привлечёте всеобщее внимание.

– Да и вы, – сказал Евгений Петрович, – ещё менее незаметны, чем я. Давайте мы уйдём заметно, но как ни в чём не бывало, как будто так и надо. Таким образом мы введём всех в заблуждение, и получится, что мы всё равно ушли как бы незаметно.