Галина Романова - Ничего личного, кроме боли

— Хочешь меня, практикант?

Он не был практикантом, о чем ей немедленно сказал. И попросил больше не задавать подобных вопросов.

— Почему? — Она выгнула брови, выщипанные в ниточку.

— Это неприлично, — пробормотал тогда Новиков и вспыхнул.

— Ой, умора! — Пышногрудая сестра-хозяйка взвизгнула и пошла по коридору, оглушительно хохоча.

Как же ее звали? Кажется, Надеждой. А прозвище Умора, потому что она без конца восклицала: «Ой, умора!»

На маршрутке он доехал до остановки «Городская больница», завернул в магазин, купил коробку конфет. На тот случай, если остался кто-то из сестер.

— Вы к кому? — Его остановили прямо у дверей хирургического отделения. Молодой доктор в голубоватом халате и шапочке смотрел весьма недружелюбно. — Если снова собираетесь допрашивать Саврасых, я запрещаю!

— Простите, я не…

Его приняли за полицейского? Может ли такое быть?

— Еще раз вам говорю: он очень слаб. Тяжело перенес операцию, сейчас подключен к аппаратам. Что вам еще нужно услышать, чтобы оставить его в покое до выздоровления?

— Простите, я не… — Он снова попытался вставить хоть слово в монолог сердитого доктора.

Но тот как и не слышал. Выговаривал, стыдил. Призывал к состраданию.

— Да что же такое! — наконец перебил Новиков. — Я знать не знаю, кто такой Саврасых. И я не из полиции.

— Что? — Доктор как будто споткнулся. — Как не знаете?

— Да никак.

Новиков развел руками. Белый халат, наброшенный на плечи, съехал. Он тут же принялся его поправлять. Неуклюже зажал коробку под мышкой.

— Стал бы я подследственному конфеты покупать, — фыркнул он, затягивая под подбородком завязки халата-накидки. — Теперь понимаете, доктор?

— А к кому вы? — чуть мягче поинтересовался тот.

Опустил глаза: придраться не к чему — на ногах у посетителя бахилы. Снова поднял глаза на Игоря.

— Мне нужна Надежда. Работала здесь такая сестрой-хозяйкой. У нее еще присказка любимая была: «ой, умора». Ее так и звали — Надя Умора. Не знаете, она сейчас работает? — Новиков постарался улыбнуться как можно более дружелюбно.

— А что ей сделается! — Доктор неожиданно подмигнул ему. — Вот Надежда обрадуется такому гостю.

Игорь промолчал, дежурно улыбнулся. Если этот хирург принял его за Надиного воздыхателя, так тому и быть.

— Так я могу ее увидеть?

— Заходите, она должна быть у себя. — Он по-свойски толкнул Игоря в плечо. А потом шепнул на ухо такое, что заставило спину Игоря покрыться мурашками: — Неужели она вас уговорила?

— Уговорила на что? — тоже шепотом спросил он, следуя за коллегой по коридору.

— Взять ее в жены. У Наденьки идея фикс — выйти замуж. А вот и она. Надежда! — громко окрикнул он даму внушительных габаритов, только что вышедшую из кабинета. — К тебе гости, Наденька!

То обстоятельство, что Наденька была на полтора десятка лет старше, чем он сам, доктора, кажется, не смущало. Он над ней просто смеется, понял Игорь. Надо же, ему вдруг стало ее жалко. Не такое уж постыдное желание. Человек хочет завести семью — разве это грех? Грех — говорить, что любишь, ненавидеть мать своего жениха и бегать в свободное время на свидания с другим.

Вспомнил Ольгу и даже выругался про себя. Дал ведь себе зарок не думать о ней. Обещал себе вычеркнуть ее из памяти. Но воспоминания все равно возвращались — и хорошие, и плохие, и совсем уже гадкие. В последнее время они почти не виделись. По слухам, Ольга собиралась уходить в другую клинику. Оттуда, твердили те же всезнайки, был тот самый тип, с которым Новиков, сам того не зная, ее делил.

— Гости? Ко мне?

Надежда за эти годы почти не изменилась, разве что на бедрах и на груди прибавилось складок. Повернулась к ним, уперла руки в бока, пару минут разглядывала гостя. И вдруг в глазах вспыхнуло.

— Практикант, ты?

— Я, Надежда. Только я не был практикантом.

Игорь неожиданно рассмеялся: он сейчас слово в слово повторил то, что сказал ей несколько лет назад в этом же коридоре.

— Да знаю я! Ой, умора! Сколько же лет прошло? Дай хоть обниму тебя, что ли!

Широко раскинула полные руки, пошла на него. Обхватила за плечи, прижалась всем телом, качнулась из стороны в сторону. Ее дыхание по-прежнему пахло мятой.

— Надо же, умора просто. Сколько лет, сколько зим. Думала, не увижу тебя никогда, практикант. — Надя отстранилась, обласкала взглядом его лицо. — Ишь, холеный какой стал. Работаешь? Где сейчас? Тот поганый случай не сломал тебе жизнь?

— Нет, Надюша, не сломал. Все у меня хорошо.

— Да уж вижу.

Отступила еще на шаг, прошлась глазами по его фигуре. Оценила одежду, пощупала рукав дорогой льняной рубашки.

— Вижу, состоялся, практикант. — Она с силой хлопнула его ладонью по груди. Схватилась за коробку, по-прежнему зажатую под мышкой. Потянула. — Это, надо полагать, мне?

— Тебе, Надя. — Новиков аккуратно оттеснил доктора — тот с любопытством прислушивался к их разговору. Выразительно двинул подбородком в сторону ее кабинета: — Есть разговор.

— Да уж поняла, что не на мою красоту явился любоваться. — Она прошлась ладонями по груди и бокам, хохотнула, подбросила и поймала связку ключей. — Ладно, практикант, пойдем поговорим.

За дверью она вмиг посерьезнела:

— Присаживайся, практикант, к столу. Чай пить будем.

Схватила чайник с подставки, пошла в угол к раковине. Раньше этой раковины здесь не было, это точно.

— Настояла, чтобы поставили. — Она поймала его взгляд. — Руки помыть — надо через весь коридор бегать? Я, понимаешь, пашу, как та лошадь — без выходных, без проходных. Ладно, это лирика. Ты что приперся-то, практикант? Замуж звать меня, я так полагаю, не станешь?

— Нет, — улыбнулся он. — Я по делу.

— Да уж понятно, что не по безделью через всю страну прокатился.

— Я самолетом.

— Не важно.

Села напротив него, уперлась грудью в край стола. По полным, тщательно выкрашенным перламутровой помадой губам скользнула улыбка.

— Слышала, состоялся ты. Говорят, хирург от Бога, очередь к тебе на месяцы вперед. Молодец, Игорь. — Она уловила его изумление, подмигнула: — Да помню я, как тебя зовут, практикант! Конечно, помню. И знаю о тебе многое. Дурака просто валяла при докторе. С таким скандалом уволился, разве забудешь.

— Это да. Только я не виноват в смерти той пациентки, Надя.

— И об этом мне известно. — Она подперла полный подбородок кулаком, глянула с печалью на пыльное окно. — Знаю даже, что твоя жертва, практикант, была напрасной. Спился он.

— Кто?

— Тот самый хирург, которому ты ассистировал. Который не допустил тебя ничего исправить и зарезал бедняжку на операционном столе. — Она помолчала, медленно повернула голову от окна. — Спился.

— А я вроде знаю, что у него все хорошо сложилось. Вроде он переехал куда-то.