Галина Романова - Ничего личного, кроме боли

За высокой живой изгородью показалось двухэтажное строение, к которому они свернули.

— Мать у него была заслуженный врач России. — Надя ткнулась бампером в кусты. — Померла — может, от старости, может, от сожаления, что у сына вот так все сложилось. С запросами была дама. Меня ни за что не признала бы, и это невзирая на то, что горшки из-под ее сыночка выносить приходится. Выходим, практикант.

На улице он поежился: совсем забыл, какими холодными здесь бывают даже летние вечера. Надя вытащила пакеты из багажника, передала ему, сделала знак следовать за ней и тяжелой походкой двинулась по заросшей дорожке к дому.

Надо же, он только сейчас заметил, что она принарядилась. Джинсовое платье, модные танкетки на плоской подошве. Надеется, что вышедший на пару часов из запоя друг это заметит? Несчастная она, жалко ее. Но неужели он в самом деле смотрел тогда на нее с отвращением?

Дверь дома распахнулась. В ярко светящемся прямоугольнике вырисовывался силуэт высокого худого человека. Новиков сумел рассмотреть спортивные штаны, тесную рубашку, тапки на босу ногу.

— Валерочка, не спишь? — Надя быстро преодолела последние ступеньки, подскочила к нему, звонко поцеловала в щеку. — А к тебе гость, Валерочка.

Он промолчал, развернул ее к себе спиной, хозяйски пристроил руки у нее на плечах. Уставился на Новикова. Стоял так, что возможности войти у Игоря не было. Стоял и разглядывал его. Потом перевел взгляд на пакеты.

— Ничего нет? — спросил он без выражения.

— Нет, — отчеканила, как выстрелила, Надя. Легонько толкнула его задом, оттеснила от входа, скомандовала: — Заходим.

Они прошли через неосвещенный просторный холл и оказались в кухне. Минимум мебели, скромные ситцевые шторы на огромных окнах. Этот дом явно знавал лучшие времена.

— Да, так. — Надя поймала его взгляд. — Избавляемся от лишнего, правда, милый?

Хозяин промолчал. Встал спиной к окну, оперся о подоконник и без стеснения рассматривал Игоря. Тот смотреть на него избегал. Это был уже не человек — к такому выводу он пришел. Тяжелый мутный взгляд, набрякшие веки. Запавший живот, ключицы выступают даже из-под рубашки. И руки! Эти когда-то талантливые руки тряслись так, как будто исполняли какой-то ритуальный танец. Заметил, как Игорь смотрит на них, спрятал за спину.

— А я ведь тебя узнал, парень, — хрипло рассмеялся хозяин. — Мстить приехал или как?

Игорь растерялся. Отдал пакеты Наде. Та сразу принялась вытаскивать продукты на широкий стол. Кажется, из прежней обстановки он один и уцелел. В разговор не вмешивалась, но поглядывала на обоих с опаской.

— Может, компенсации хочешь за свой позор? — Хирург оскалился, повернулся к Наде: — Зачем он здесь, малыш? Чего хочет? Насладиться моим падением? Насладился? А теперь вали!

— Валерочка, ты все не так понял. — Из властной сестры-хозяйки Надя вдруг превратилась в робкую жену, даже в размерах как будто уменьшилась. — Он здесь не за этим.

— Замолчи. — Он не слушал. — Твоему приятелю лучше отсюда убираться. И пусть сделает это быстрее, чем я вспорю ему живот. Зашить его у меня потом вряд ли получится.

Выставил перед собой ладони, продемонстрировал дикую пляску пальцев.

— Видал? А теперь вали отсюда.

— Я не уйду. — Игорь подхватил стул с бархатной обивкой, невесть как уцелевший после смерти матери хирурга. Оттащил его от стола, уселся. — Я не за этим летел сюда.

— А за чем? — спросил Валерий без всякого интереса.

— Не за тем, чтобы сдаваться.

Он постарался выговорить это как можно тверже, но сам себе уже не верил. Накатило отчаяние. Что он здесь делает? Что может знать этот спившийся человек? Он себя плохо помнит, что он может знать о других? Весь его интерес сейчас на дне бутылки. Он же не за разговором следит, а за руками Нади — вдруг вытащит из пакета драгоценную опохмелку.

— А я вот сдался, Новиков, — неожиданно выдавил Валера каким-то надломленным голосом. — Сдался на милость победителя. И победил меня зеленый гад!

Мелко захихикал, потом вздохнул — когда Надя скомкала пустые пакеты, из которых так и не появилась бутылка.

— Пожрать-то дашь чего-нибудь, Надежда? — пробубнил хозяин. Оттолкнулся от подоконника, пошел нетвердой походкой к столу.

— Конечно, дорогой. Сейчас, я быстро. Вы поговорите пока.

Она заметалась от стола к плите, от плиты к раковине. Загремела посуда, зазвенели приборы. Валерий опустился на легкую пластиковую табуретку, которая под его весом жалобно скрипнула. Положил руки на стол, растопырил пальцы, уставился на них. Потом поднял взгляд на Новикова:

— Оперируешь?

— Да.

— Успешно? Да ладно, не говори ничего. Слышал, слышал от наших с тобой общих знакомых, что все у тебя в порядке. Честно? Мне бы порадоваться за тебя, ты вроде как из-за меня пострадал. А я не могу.

— Не можете что?

— Радоваться за тебя не могу! Зависть душит. Гадко, да?

Новиков пожал плечами. Покосился на Надежду, хлопотавшую у плиты. Шипело масло, что-то жарилось у нее на сковороде. Его мама всегда была против жареного, тем более на ночь глядя. Только полезные каши, только чай.

— Валерий, я здесь не для того, чтобы вызвать у вас угрызения совести. Я оказался здесь только потому, что кто-то убил мою мать.

— Не я! — Он резко вскинул голову, в глазах неожиданно засветился интерес. — Зависть завистью, но не так же.

— Догадываюсь, что это не вы. Полиция подозревает кое-кого.

— Да? И кого же?

— Этот человек до недавнего времени проживал здесь.

Нет, раскрывать все карты перед этим человеком он точно не будет.

— Здесь много народу проживает. Ты кого, парень, имел в виду?

Повернул голову, покосился на Надю, ловко сбрасывающую со сковороды на широкое блюдо внушительных размеров котлеты.

— Ты скоро там, Надь? А то твой практикант меня сейчас до обморока заговорит. Надо же! Его мать убили за тридевять земель, а он убийцу в нашем городе ищет. Смысл? Что за мотив?

— Думаю, мотив — месть, Валерий. Мстит наверняка сын той самой пациентки, которую вы… Той, что умерла на операционном столе. Да, такие вот последствия чужой ошибки, которую я неосмотрительно взял на себя.

— Что правда, то правда, Новиков. — По лицу Валерия пробежала судорога. — Твоя жертва оказалась напрасной, это точно. Сдался я, парень, сдулся. Потерялся, одним словом. Что, в самом деле считаешь, что твоя мать погибла из-за этого?

Он уперся взглядом в стол и надолго замолчал. Надежда накрыла на стол, заставила его тарелками с котлетами, колбасой, сыром, салатом. Поставила графин с яблочным соком, бутылку минеральной воды, стаканы. Просящий взгляд сожителя демонстративно проигнорировала.

За ужин принялись молча. Как на поминках — такая мысль мелькнула у Игоря, когда он расправлялся уже со второй неполезной котлетой. Валерий ел мало, больше ковырялся в тарелке, превращая все, что там лежало, в неаппетитный мусор.