Антон Леонтьев - Небо слишком высоко

Мадмуазель Лилит оказалась дамой без определенного возраста, однако, судя по тому, что она часто упоминала свою закадычную подругу Коко Шанель и «золотые двадцатые», ей было далеко за семьдесят.

Когда-то она сама была манекенщицей, затем владелицей школы для манекенщиц, которую выгодно продала и, открыв для себя волнующий мир фотографии, отправилась в путешествие по Африке, запечатлевая на пленку дикие племена и девственную природу.

Ну, или то, что читатели глянцевых журналов подразумевали под дикими племенами и девственной природой.

Кроме того, мадмуазель Лилит была подлинной садисткой, потому что, прохаживаясь вдоль расположенного в ее шикарном доме под Парижем подиума, то и дело пребольно ударяла Милену по ляжкам тонкой резной палкой из черного дерева с платиновым набалдашником.

— Не так, мадмуазель, не так! Господи, вы самая непонятливая и неодаренная из моих учениц! И что такого в вас нашел Жан-Поль!

Когда Милена после очередной злобной тирады расплакалась, плюхнувшись на мраморный пол, мадмуазель Лилит, взирая на старомодные часы на золотой цепочке, дала ей ровно три минуты, а потом, щелкнув крышкой, заметила:

— Время снова приступить к занятиям, мадмуазель! Итак, повторяю…

Милена ничуть не удивилась, услышав сплетню о том, что любовником мадмуазель Лилит в оккупированном Париже был немецкий офицер, высокий чин в гестапо. Она и сама была гестаповкой!

Однако ее методы действовали, и когда Милена в следующий раз прошлась по подиуму в доме моды Годо, то все собравшиеся недоброжелатели, желавшие лицезреть ее окончательное низвержение, прикусили языки.

А кое-кто даже захлопал.

И все же Милена пожаловалась Жану-Полю на мадмуазель Лилит и в сердцах назвала ее «гестаповкой».

Тот прервал ее и заявил:

— Именно она дала мне деньги на мое второе ателье. А вовсе не все эти богатые мерзавцы, которым я требовался исключительно в качестве секс-игрушки. Лилит была влюблена в высокопоставленного гестаповца, это правда. И то, что его убили представители «Сопротивления» незадолго до бегства из города немецких войск, сделало ее такой. Она ведь любит его до сих пор! Они, и это я скажу только тебе, за день до его смерти тайно обвенчались в церкви Сен-Луи-ан-л’Иль.

— Она вышла замуж за гестаповца? — озадаченно произнесла Милена, на что Жан-Поль ответил:

— Дитя мое, очень интересно, за кого выйдешь в свое время ты!

Уроки мадмуазель Лилит не прошли даром (как, впрочем, сыграли свою роль и связи Жана-Поля): через несколько месяцев фотографии Милены были напечатаны в ряде глянцевых журналов. А апофеозом стало ее появление на показе мод дома Годо.

Сразу после этого посыпались заказы — Жан-Поль велел ей требовать в два раза больше и сказал, что очень рад.

— Конечно, ты будешь выступать не только на показах моих коллекций. Но ты навсегда останешься моей музой, Милена! Кстати, я задумал эпатажную серию черно-белых фотографий и хочу, чтобы ты мне позировала!

Скоро Милена переехала в собственные апартаменты на авеню маршала Фоша: она не могла поверить, что такое возможно и что со времени ее отъезда из Экареста не прошло и года.

Но это было правдой.

Она отослала родителям гигантскую посылку, забитую дарами известных дизайнеров, которыми были завалены кладовые дома Годо (каждый желал, чтобы мэтр использовал именно их вещи на своих показах или хотя бы в своих фотосессиях), и думать забыла о Гордионе и странных, более ее не тревоживших товарищах из посольства.

Однако как-то утром, когда Милена, вернувшись после утомительной фотосессии в ночном Версале, дремала, отмокая в ванной, раздался звонок в дверь. Подняв трубку домофона, она услышала почтительный голос консьержки:

— Мадам, к вам некий господин.

Судя по ее сдержанному тону, речь шла опять о каких-то репортерах или, что ужаснее, поклонниках .

— Скажите, что меня нет дома! — заявила Милена в трубку, искренне надеясь, что некий господин отлично услышит ее реплику собственными ушами.

— Он просит передать, что он от Гордиона, — добавила консьержка, и сердце Милены екнуло.

Не может быть, что экарестский кошмар, который она хотела забыть и который, как она была уверена, остался в далеком прошлом, снова настиг ее здесь — в Париже, в шикарном доме времен Третьей империи на авеню маршала Фоша!

— Пропустите его! — заявила Милена и, быстро завернувшись в халат, проследовала через нескончаемый холл к двери.

На пороге стоял невысокий тщедушный человечек, одетый в дешевый серый плащ, — пародия на агента восточноевропейской разведки. Однако повадки у него были, как у уголовника: пялясь на грудь Милены, он прошел в холл и присвистнул:

— А неплохо ты, крошка, здесь устроилась! А мы вынуждены в квартирке на окраине ютиться.

Фраза о том, что по Сеньке и шапка , так и вертелась у Милены на языке, однако она решила не нарываться на ненужные неприятности.

Тем временем тип прошелся в гостиную и в туфлях плюхнулся на дорогую софу, положив ноги на полированный, красного дерева столик.

— Да, очень даже хорошо устроилась, крошка! — повторил он, а потом добавил: — Настало время поработать и на Родину!

Этого-то Милена в прошедшие недели и месяцы опасалась более всего. Ведь понимала, что ни Гордион, ни герцословацкий КГБ ее в покое не оставят.

— Неплохо бы горло промочить, — заявил незваный гость, откровенно пялясь на Милену, а та, запахивая ворот халата, ледяным тоном (которому научилась у мадам Лилит) ответила:

— Вы же на работе. Или при исполнении. Или как это у вас, шпионов , называется…

Тип, резво вскочив с софы, придвинулся к Милене и прошипел:

— Шпионы — это иностранцы. Мы же разведчики! Ну не хочешь подавать, сам возьму. Мы люди негордые.

Он направился к бару и стал бесцеремонно перебирать бутылки с дорогим спиртным. Попробовав чуть-чуть раритетного коньяка, тип чмокнул, а потом самым наглым образом взял бутылку и сунул ее в принесенный с собой портфель. Милена аж онемела от такой беспардонности.

— Родина дала, Родина взяла, — произнес тип нравоучительно. — И вообще, пора тебе отдать Родине должок!

— Возьмете франками или лучше коньяком? — усмехнулась Милена, а тип, подойдя к ней, вдруг схватил ее за воротник халата, дернул, да так, что обнажилась грудь девушки, и заявил:

— Ты тут не строй из себя королеву подиума. Потому что твоей карьере легко положить конец, если только запустить слушок, что ты работаешь на герцословацкий КГБ.

Оттолкнув субъекта, Милена прикрыла грудь и ответила:

— Не думаю, что это кого-то заинтересует.

Тип причмокнул и ответил:

— Ну, я тоже не думаю. А как насчет того фильма, снятого в гостинице «Москва»?