Мария Очаковская - Книга предсказанных судеб

«Судить безвинного – грех. Что до его кутежей, распутства и бражничества, пусть будет на то Господня воля», – решили мы с монахом.

Меж тем зима подошла к концу, и весеннее солнце, согревая Бургундские земли, наполняло нас новыми силами.

В один из таких светлых весенних дней, невзирая на распутицу на королевском тракте, в Помар прибыл нарочный из Дижона и вручил мне письмо. Оно было от самого сенешаля герцога, чему я невероятно удивилась. Впрочем, еще более меня удивило содержание письма, в котором слова соболезнования тяжкой утрате оказались дополнены недвусмысленным предложением о заключении повторного брака.

«Негоже оставлять столь богатые земли без хозяина, – писал он мне, – всякий домен требует крепкой мужской руки. Ведь пройдет немало лет, прежде чем нынешний граф де Рабюсси войдет в силу…»

Исполненный отеческой заботы сенешаль подумал даже о возможных претендентах на предстоящий брачный союз, рекомендовав мне нескольких благородных мужей, выделив, впрочем, одного, по его словам, самого достойного.

Признаюсь, то письмо весьма опечалило меня, хотя нечто подобное уже не раз приходило мне на ум.

– Как, однако, скоро он решил мою судьбу, – в сердцах воскликнула я, – даже не узнав моего мнения и не пожелав дождаться, когда окончится траур!

– Увы, мадам, в Бургундии это отнюдь не редкость, – объяснил мне кузен Анри, заметно опечаленный. – Но вы вправе отказаться от его претендентов, оставив выбор за собой…

– Отказ обидит сенешаля, – поспешил вмешаться фра Микеле и тотчас заслужил гневный взгляд кузена. Но по размышлении монах продолжил: – Разумней было бы не возражать, но получить отсрочку, ссылаясь, скажем, на ваше недомогание или болезнь. Проверить это он не сможет.

По обыкновению признав правоту его слов, я, не мешкая, написала ответ.

А в продолжение того же дня, после вечерни, Татуш пристала ко мне со своими глупыми разговорами.

– Не хотите ли, мадам, узнать, о чем нынче судачат слуги? – начала она как бы между прочим.

– О всякой чепухе, должно быть, – был мой ответ.

– Это уж для кого как, госпожа. Но сдается мне, что молодой вдовушке на выданье эта чепуха покажется интересной, – поджав губы, проворчала няня. – Ведь недаром слуга господина Анри ездил в Дижон и привез оттудова целый ворох всякой всячины. Сказывали, что и бархат, и меха, и золотые перстни…

– Так что с того? – недоумевала я. – Возможно, он намерен обновить свой гардероб?

– Возможно, – улыбнулась Татуш. – Вот только перстни те не налезут ему даже на мизинец, и в свадебной вуали он, покуда в своем уме, навряд ли будет щеголять.

– В свадебной вуали? Так что ж, он женится? – переспросила я.

– Неужто, мадам, глаза ваши незрячи? Вы будто и вправду не видите, что делается у вас под носом. Да он с самого первого дня, как заявился в Помар, ходит вокруг вас павлином, улыбается да любезности нашептывает, – уперев руки в боки, заявила Татуш. – Штурмует крепость то так, то эдак. А вам все невдомек.

– Ах, Татуш! – засмеялась я. – Как ты заблуждаешься! И верно, письмо сенешаля тому причиной – у всех на уме одни женихи да свадьбы. Кузен Анри приехал в Помар лишь на время. И я тут ни при чем. Герцог Пьемонтский, его покровитель, скончался, он просто ждет нового места. И сам не раз говорил мне об этом. А тебе надобно уметь отличать любовное влечение от братской заботы о вдове!

– Ха! Братская забота! Он волокита, каких свет не видывал! – усмехнулась няня.

– Молчи, Татуш. Выходить замуж я вовсе не собираюсь. Не надо мне ни женихов, что сулит сенешаль, ни тем паче кузена Анри. Как ты этого не понимаешь! Первого брака мне хватило с лихвой. Запомни хорошенько! – потеряв терпение, закричала я, возможно, слишком громко. К несчастью, забыв об известной исстари поговорке, что даже у стен есть уши… – Пожилая дама прервала рассказ и поглядела на своих слушателей. Жакино и Элинор, похоже, снова что-то не поделили и строили друг другу нелепые гримасы.

– Дражайшие мои внуки, приберегите свои таланты для другого раза. Думаю, Элинор, что твой будущий муж по достоинству их оценит. Не всякая жена умеет корчить рожи подобно обезьяне.

– Ах, бабушка. Почему я во всем всегда виновата! – возмутилась внучка.

– Потому что ты старше, – улыбнулась ей в ответ графиня. – Однако, если позволишь, я продолжу.

Итак, весна все более вступала в свои права. В замке и в окрестностях с приходом месяца апреля начались привычные хлопоты на виноградниках, забота о будущем урожае требовала моего внимания. Фра Микеле трудился над часословом. И судя по всему, ни о каком обручении даже не помышлял. Во всяком случае, я ни о чем подобном от него не слышала. Так что раздосадованной Татуш, пророчества которой не сбылись, пришлось с этим смириться. А мой славный Роллан продолжал усердно заниматься. Все лучше и уверенней он сидел в седле, все чаще они с конюшим Турнелем выезжали за пределы замка. То навещали виноградарей на Красном холме, то упражнялись в прыжках через барьер у Лебяжьего ручья, то отправлялись к мельничной запруде. Кузен Анри, оказавшийся настоящим затейником, искусно смастерил племяннику маленькие, точь-в-точь как настоящие, парусные лодки, которые они вместе там запускали.

Все так и шло своим чередом, пока однажды мальчик-служка не прибежал ко мне в покои, громко крича и размахивая руками:

«Несчастье! Ваша светлость! Несчастье!»

Не помня себя, я бросилась следом за ним, а за мной поспешила и няня Татуш. Мальчуган привел нас на конюшню. Там в небольшом закуте на соломенном тюфяке лежал несчастный Турнель, с гримасой страданья на лице и перевязанной ногой. Подле него, причитая и охая, суетилось много людей, среди которых был мой сын, бледный как полотно, а также кузен Анри и фра Микеле. Он-то и осмотрел ногу Турнеля, и наложил повязку.

«Перелом», – объяснил он нам.

А я, посчитав, что от ротозеев помощи мало, приказала удалиться всем, кроме брата Микеле, и лишь тогда приступила к расспросам конюшего.

– Я не хотел никого беспокоить понапрасну, миледи, – выпив изрядную порцию крепкой настойки, заговорил Турнель. – От того, должно быть, и пострадал. Третьего дня, перед тем как в конюшню спустился маленький граф, я заметил, что подпруга у пони немного повреждена…

– Как глупо, что ты промолчал, Турнель… – в сердцах перебила его я.

– То-то и оно, что глупо, – сокрушался конюший. – Хотя я тотчас ее заменил, вы даже не сомневайтесь, и заново переседлал графскую лошадку. А про себя еще подумал, что не стану беспокоить по пустякам вашу светлость. Поверьте, бывает ведь и так, что кожевник плут, взял да скроил подпругу из гнилой кожи. Все равно перед каждым уроком с месье Ролланом, будь тут передо мной хоть Гога с Магогой, я перво-наперво проверяю, как оседлан его пони. Вот и сегодня все проверил, но про свою кобылку позабыл! Сам виноват, старый простофиля! Да и не во мне дело…