Татьяна Устинова - Всегда говори «всегда» – 3

Неужели не примчится, узнав о несчастье?

Леонид Сергеевич обессиленно сел на крыльцо, дрожащей рукой отыскал в кармане телефон. В этот момент дверь дома открылась.

Небритый, бледный Сергей стоял, покачиваясь в дверном проеме, хватаясь за косяки. На Леонида Сергеевича пахнуло застарелым перегаром. Он вскочил, хотел броситься к сыну, но тот, покачнувшись и схватившись за дверь, чтобы не упасть, равнодушно пробормотал:

– А, отец… Прилетел? Заходи…

Сказав это, Сергей развернулся и пошел в дом, словно забыв о нем.

В гостиной на полу валялось с десяток бутылок из-под водки и виски, сигаретные окурки и газеты, газеты, газеты… Со страниц различных изданий хищно смотрели заголовки, ключевыми словами которых были «Банкротство «Стройкома». Каждый заголовок подкреплялся фотографией Барышева с осунувшимся лицом и мрачным взглядом.

Леонид Сергеевич пнул одну из бутылок, и она с грохотом откатилась к стене.

– Извини, у меня тут… некоторый беспорядок… Впрочем, не только тут…

Сергей повалился на диван и натянул на себя мохнатый плед, несмотря на то что был в свитере и джинсах. Похоже, он не раздевался и не брился уже несколько дней.

Леонид Сергеевич сел рядом с ним и взял с журнального столика недопитую бутылку виски.

– Это единственное, что тебе пришло на ум? – горестно покачал он головой.

– Ну, почему же… – Сергей зябко поежился. – Масса вариантов. Я могу, например, застрелиться. Хотя… Нет! Не могу! Оружия нет… Можно, конечно, удавиться, но это, насколько я знаю, весьма неэстетично… Правда. Синее лицо, вывалившийся язык… – Сергей приподнялся, забрал у отца бутылку и из горла стал пить виски.

– Прекрати! – Леонид Сергеевич, вырвав бутылку, отшвырнул ее в угол. Бутылка со звоном разлетелась вдребезги. Остро запахло алкоголем. – Перестань пороть чушь! Возьми себя в руки!

– Ты не представляешь себе, отец, сколько раз я слышал эти слова… – Сергей с силой потер руками лицо, словно пытаясь прогнать из головы хмель. – Похоже, все хотели от меня только одного – чтобы я взял себя в руки. А я не взял… И теперь меня взяли другие. Взяли в клещи… и задушили. Дурак я был, да, папа?

«Бедный ты мой, – подумал Барышев-старший. – Бедный, заплутавший пацан». Как тогда, в десять лет, когда в лесу потерялся, отбившись от группы грибников. Все по паре ведер белых набрали и вдруг хватились: а где Серега?

А Серега сидел на пеньке возле болота и, стиснув зубы, дрожал и молчал – даже «ау» ни разу не крикнул, боялся дураком выглядеть. Его тогда Тошка, овчарка, нашла.

– Ты что не кричал-то? – схватил его на руки Леонид Сергеевич.

– А ты учил всегда самому справляться и помощи не просить, – ответил продрогший сын.

– Дурак, – выругал его тогда Барышев-старший. – А если б в болоте тонул, тоже не крикнул бы?

– Нет, – упрямо набычился Серега. – Чего позориться-то?

Вот и сейчас – сидит на краю болота, виски глушит, и ни «ау», ни «помогите» – чего позориться…

– Дурак, – не дождавшись ответа, сказал сам себе Сергей. Нагнувшись, он взял с пола ворох газет и потряс ими перед Леонидом Сергеевичем. – Видишь, опять про твоего сына все написали… Вот, смотри… – Он одну за другой стал выхватывать газеты из пачки и бросать их на пол. – Вот… вот… И здесь… и тут… Я стал знаменитым, папа! А знаешь, это даже хорошо… Без этого… – Он потряс оставшимися газетами и запульнул ими в телевизор. – Без этого картина была бы неполной! В ней не хватало завершающего мазка. Стильно! В этом есть законченность. Я потерял жену, семью… а теперь потерял все остальное! У меня нет ничего! – Он с бравурной веселостью ударил себя по коленкам. И тут же, сменив ернический тон на серьезный, добавил почти по слогам: – У ме-ня ни-че-го нет!

Леонид Сергеевич крепко взял сына за плечо и легонько встряхнул.

– Я знаю, как тебе сейчас плохо, – тихо сказал он. – Но поверь мне, все проходит. Пройдет и это. Надо жить, сын. Не гневи бога… Ты здоров, руки-ноги на месте, голова на плечах!

Сергей закрыл глаза и будто не слышал его.

– А может, ну его к черту, а? – Леонид Сергеевич встал и прошелся по комнате, пиная пустые бутылки и газеты. – Ты же прекрасный строитель! Замечательный специалист. Ну не всем же быть олигархами! Да шут с ними, с деньгами! Не в них счастье! Пропади они пропадом!

Сергей сел, опустив ноги на пол, и снова с силой потер лицо.

– Ты не понимаешь, отец! Не понимаешь! – с болью произнес он. – Моя жизнь кончилась в тот самый момент, когда от меня ушла Оля. Не надо стреляться и вешаться, я давно уже мертвый, отец. И мне сейчас все равно, есть у меня деньги или нет. Это не имеет никакого значения. – Он нащупал на столе сигареты, закурил на ощупь, словно слепой. – Все это время я пытался как-то жить, заниматься делом, я старался… Но у меня ничего не получалось! Я не мог ни о чем думать, ни о чем! Я ложился и вставал только с одной мыслью, мыслью о ней! И эта мысль жгла мне душу, лишала сил, воли, разума… Она не дает мне покоя и сейчас. Я не могу без Оли, я пробовал – не вышло… – Сергей говорил все тише и тише, словно силы покидали его, он забыл о сигарете, тлеющей между пальцев.

– Хочешь, я поговорю с ней? – Леонид Сергеевич забрал у него сигарету и затушил в пепельнице. – Хочешь?

Сергей отрицательно покачал головой.

– Она знает?! – Барышев-старший носком ботинка поддел заголовок «Банкротство «Стройкома».

– Ты же узнал, – усмехнулся Сергей. – Сегодня об этом все знают.

Бедный ты мой…

Леонид Сергеевич наконец скинул пальто и, поддернув рукава свитера, начал уборку.

Это было пока единственное, чем он мог помочь сыну.

– Не надо, пап, – еле слышно попросил Сергей.

– Молчи! Нельзя распускаться, что бы ни случилось – нельзя! Я сейчас заварю чай, и мы будем думать, как дальше жить…

Почту принесли утром.

Ольга обычно не читала газет – они полдня лежали в приемной, а после обеда секретарша Марина относила их главному редактору. Но на сей раз с первой полосы смотрел Барышев.

Опять выиграл какой-нибудь тендер, про себя усмехнулась Ольга, но тут заметила в заголовке слово «банкротство».

Она взяла газету и ушла в свой кабинет.

В статье довольно издевательским тоном сообщалось о крахе строительного гиганта «Стройком» и о том, что его глава Сергей Барышев своими волюнтаристскими действиями уничтожил не только свой бизнес, но и обрушил строительный рынок, подведя его к краю пропасти времен кризиса девяносто восьмого года.

Только сейчас Ольга заметила, что на фотографии тень Барышева – бледная, мрачная и осунувшаяся. Она отбросила газету.

Это ее не касается.

Какое ей дело до того, что генеральный какого-то там «Стройкома» остался нищим?

Она сложила газету вчетверо – так, что на нее с портрета смотрел один только глаз Сергея, измученный и больной.