Галина Романова - Не доставайся никому!

– Н-да… Похвальное рвение, – едко отметил хозяин и постучал костяшками пальцев по накрытому столу. – Если бы не его расхлябанность поначалу, то в такое рвение можно было и поверить, не так ли?

– Вот именно! И я о том же! – Новиков чуть не прослезился от подобного взаимопонимания, нет, такого деда и он бы хотел иметь.

– Итак, у нас с вами есть что? То есть кто? – старик встал, заходил по комнате, ровно, без покряхтываний и похрустываний, будто ему лет тридцать с небольшим. – У нас с вами есть банда, а она, я думаю, вполне определенно существует, все указывает на это. Банда нагло ведет себя почему? Потому что у нее есть покровитель или покровители, и есть родные и близкие люди этих покровителей и еще совершенно случайный будто бы человек, который все время ухитряется оказываться не в том месте не в то время.

– Это вы про Аристова?

– Про него, голубчик, – покивал дедок. – Почему ваша красавица, кстати, назвала его отцом?

– Потому что он спас ей жизнь, а его за это упрятали в каталажку, как единственного и самого подходящего подозреваемого. Она его в свою очередь от очередного срока спасла.

– Правильно! А еще у нас есть сбежавшая или пропавшая Светлана и отравившаяся таблетками ее мать. Правильно я излагаю?

– Да.

– И как нам все это связать воедино, Володя, как вы думаете?

Володя, если честно, уже и думать устал. И подзапутался, кто за кем и в какой последовательности стоит. Его сейчас больше борщ с котлетами интересовал и соус с красивым мягким названием. На голодный желудок никак не соображалось. Печенье – это, конечно, хорошо, да баловство только, а не еда.

– Честно? Не знаю! – он покаянно прислонил ладонь к груди. – И так и сяк связывал…

– Ну, подозреваемые-то, кроме участкового, есть?

– Савосин, и Светлана еще.

– Правильно. Ее никто со счетов сбрасывать не собирается, пока ее роль до конца не определится, – похвалил дедок Новикова. – Она – либо жертва, либо злодейка, но никак не пустое место. Мать ее – точно жертва, стопроцентная жертва. И отравили ее… Не делайте таких глаз, деточка, – посмотрел он на удивленную Тайку. – Конечно, ее отравили! Либо силой заставили выпить какое-то зелье. Либо нарочно перепутали таблетки. Но вот кто из них двоих?..

– Двоих??? – они аж на стульях подскочили.

– Ну да, в тот вечер, накануне Машиного отравления, эти двое были здесь поочередно. Сначала я зятя увидел, когда пса внука моего выгуливал, – дед заметил, что стали озираться в поисках собаки, и рассмеялся: – Да нет его здесь, нет. Внук сегодня за городом ночует, забрал щенка с собой. Так вот, во время вечерней прогулки я видел Александра. А часом позже… Уж не знаю, ушел он от Маши или нет, в ее квартиру звонил тот самый следователь. Я пошел к почтовым ящикам. Я всегда хожу за газетами пешком. И вниз пешком, и вверх тоже. Это, знаете ли, позволяет мне держать форму. Так вот, когда я шел, этот человек с добродушным лицом как раз звонил в дверь. И он еще, знаете, так боком от меня, боком, чтобы я его хорошо не рассмотрел. А потом… Уже дня через два после того, как Марию увезли на «Скорой», этот пришел ко мне домой и начал задавать вопросы.

– Какие вопросы?!

Сердце у Новикова колотилось, кажется, даже в деснах. Какой борщ? Какие котлеты? Вот он, момент истины! Вот она, разгадка, в двух шагах муравьиной поступи! Еще немного, еще чуть-чуть, и все будет разгадано! Все главные злодеи будут обличены и…

– Он стал задавать мне вопросы про дочь Маши, то есть про Свету. Когда я видел ее в последний раз? Как жила она с мужем? Какие отношения у нее были с матерью? Я счел эти вопросы нелепицей, о чем прямиком этому следователю и сказал. И посоветовал обратиться за помощью к их родственникам или друзьям. А еще лучше к самим членам этой семьи. И спросил его, разве Мария Ивановна не была с ним откровенна в тот вечер накануне отравления? И знаете, что в тот момент случилось? – Дедок выдержал эффектную паузу, а потом произнес почти шепотом: – Готов поклясться, что он хотел задушить меня за то, что я его узнал!..

Гостиничный номер, где она просыпалась третье утро подряд, наверное, можно назвать шикарным. Красивая удобная мебель в двух ярко освещенных комнатах, сверкающая никелем и зеркалами ванная. Коробки по диванам, креслам, подоконникам. Горы коробок с нарядами, которые ей накупил Макс за минувшие двое суток. Были еще коробочки поменьше. Бархатные, плоские, закрывающиеся с глухим стуком, в которых сверкали и переливались две пары сережек, колье, цепочка с подвеской и… кольцо. То самое кольцо, приняв которое она должна была сказать ему «да». И вроде бы вчера так и сказала. Она не поняла, если честно, что вымолвить успела, потому что он смял ее рот, стиснул ее губы своими, и ответа – четкого, внятного, понятного ей самой хотя бы – не получилось.

А еще в номере было французское окно на их этаже, и выходило оно на залив, над которым с утра до ночи с тоскливыми криками носились чайки. Серая вода залива без конца покрывалась рябью от пронзительного ветра. Парапеты ограждения тоже были серыми от времени и сырости, набережная, дома, деревья – все сизо-серое. И когда Макс возвращался после каких-то важных встреч и трудных переговоров, он тоже казался ей таким же серым и унылым, как весь этот город, где он решил ее спрятать.

Алиса с шумом задернула штору, чтобы не видеть этой свинцовой воды и невзрачного города. С куда большим удовольствием она бы сейчас у себя на кухне варила кофе и смотрела в окно, выхватывающее часть двора, трамвайные пути и стоянку таксистов. Потом с не меньшим удовольствием влезла бы в свою старенькую, но еще вполне прилично выглядевшую шубку, вышла бы на улицу и…

Вот в этом месте Алиса всегда спотыкалась, потому как не знала, куда потом ей следовало идти. Подруги больше не было. Макс останется еще недели на две в этом скучном городе, ставшем средоточием его деловых интересов. Новиков? А что Новиков? Он всего лишь журналист, заинтересовавшийся ее историей. И где гарантия, что его интерес не пропал с ее отъездом. Может, он давно уже и думать забыл и про нее, и про ее нескучную историю, едва не стоившую ей жизни. Не звонит же? Не звонит. И на два ее звонка так и не ответил.

Был еще мальчишка Андрюшка, но он куда-то подевался. Может, сбежал, может, загулял по примеру родителей. Думать о том, что подросток в беде, Макс ей не позволял. И даже звонил кому-то и просил разузнать о нем. И через три с половиной часа сообщил, что будто бы все в порядке. Она поверила, потому что хотела верить в это.

И еще был Аристов, странный мужик, о котором она чем больше думала, тем больше тосковала.

Вот кого она не имела права оставлять в беде точно! И все доводы Максима о том, что улика, найденная в вещах Петра Ивановича, могла там оказаться не потому, что ее подкинули, а наоборот – он сам ее и спрятал…