Марина Крамер - Три женских страха

Покончив с завтраком, отец и Акела поднялись в кабинет, а я решила поехать к портнихе – уже готовилась к выпускному, шила платье. Тетя Сара, разумеется, вызвалась сопровождать меня, хотя ее присутствие мне не было нужно – зная вкусы тетки, я понимала, что наряд она не оценит и нажалуется отцу. Фасон я нашла в журнале «Бурда», и он позволял выгодно подчеркнуть то хорошее, что было в моей фигуре. А, кроме того, сегодня я решила еще и кардинально поменять образ – остричь волосы. В общем, тетку удалось оставить дома, однако мастер в парикмахерской заартачилась и наотрез отказалась резать почти под ноль мои кудрявые черные волосы.

– Да ты сдурела! Как можно – такое богатство?! – причитала толстая тетка в белом переднике, призывая на помощь всех сотрудников. – Вы только гляньте – стригите, говорит, под ноль! Это где такое видано?

Сорвалась моя стрижка… Но ничего – найду другую парикмахерскую, пусть и не сегодня.

Близость Акелы нервировала меня. Его присутствие в доме, его шаги на лестнице, его куртка и ботинки в прихожей – все это заставляло постоянно думать о нем. Зато он меня почти не замечал…

Я похудела, «спала с лица», как прокомментировала тетя Сара. Папа настаивал на визите к врачу, но я отказывалась. Только брат, мой любимый брат Семен мгновенно вычислил причину.

Однажды он приехал к нам в то время, когда отца и Акелы гарантированно не было дома, вошел ко мне, запер дверь и потребовал:

– Рассказывай.

Я оторвала от подушки заплаканное лицо и пробормотала:

– Нечего…

– Влюбилась? – сочувственно спросил Сема, садясь на край кровати и поглаживая меня по спине.

Я молча кивнула, вцепившись зубами в угол наволочки. Семен вздохнул:

– Понимаю…

– Как ты можешь меня понять?

– А ты думаешь, я не люблю Максима?

Меня слегка передернуло, но потом я настроилась на свой обычный лад – принимать брата таким, каков он есть.

– Ну, наверное… только…

– Что – хочешь сказать, что это как-то иначе происходит? Нет, Сашура, совершенно так же. Те же эмоции, те же чувства.

Я молчала. В душе мне казалось оскорбительным, что Семен сравнивает нетрадиционные отношения с обычными. Но кто я, чтобы судить его?

– И кто же наш избранник, Сашура?

Я молчала, не в силах вывернуть это имя – Акела, хотя ночами напролет произносила его вслух и шепотом, писала на любых подвернувшихся бумажках, пририсовывая рядом оскаленную морду волка. Это было моей тайной, темной стороной моей души.

– Не скажешь? Ну, как хочешь, – покладисто признал Семен. – Если нужно будет поговорить – приезжай, мы будем тебе рады.

Это «мы» означало, что Максим теперь живет в его квартире. Я иногда заезжала к ним и успела неплохо узнать этого парня. Он уже не казался мне неприятным или омерзительным – с чего бы? Ничего нарочитого в нем не было, он говорил нормальным голосом, не красил ресниц, не размалевывал ногти лаком, одевался скромно и со вкусом, и я стала все чаще обращаться к нему за советами. Максим помогал с удовольствием, и мы довольно быстро подружились. Я так и воспринимала его – как подругу, с которой можно поболтать за чашкой кофе с пирожными. Которые, кстати, Максим мастерски пек, будучи поваром в одном хорошем и дорогом кафе. За корзиночки с миндальным кремом я могла простить ему что угодно…

К Семену я поехала через неделю, не в силах больше выносить молчания и равнодушия объекта своей страсти. Акела не видел меня в упор, как я ни старалась. Я даже нарочно установила во дворе мишень и каждый вечер упражнялась в стрельбе, которую не так давно забросила, собираясь готовиться к экзаменам. Однако Акела оказался слеп и глух к моим успехам, и пробитая исключительно в районе «десятки» мишень так и осталась сиротливо висеть на дереве, а пистолет отправился обратно в сейф. Самолюбие мое было уязвлено – дальше некуда.

Припарковав байк у подъезда брата и сунув ключи от замка цепи в карман, я поднялась на седьмой этаж и позвонила в дверь. Открыл мне не Максим, как я ожидала, а Семен.

– О, Сашура! А я думал – Максим вернулся.

– А где он?

– Ушел в магазин и что-то долго не возвращается. Может, знакомых встретил, заболтался.

В голосе брата я почувствовала тревогу. Мы просидели в гостиной больше часа, и я никак не могла начать разговор о себе, потому что видела – Семен нервничает, его мысли заняты другим. Он вскидывался на каждый шорох за дверью, на каждый телефонный звонок, и я поняла, что приехала не вовремя.

Распрощавшись, я уже зашнуровывала ботинки, когда телефон снова зазвонил. Лицо Семена стало белым-белым, как у покойника, а руки затряслись. Он пробормотал что-то, уронил трубку и… заплакал. Я кинулась к нему, обняла:

– Что случилось? Скажи мне, что случилось?

– Максим… – прорыдал брат, утыкаясь в меня. – Его… он…

С огромным трудом мне удалось выяснить, что на Максима напали какие-то бритые подростки и забили насмерть прямо на выходе из магазина. Никто не вступился… Позвонил милиционер, нашедший в кармане куртки Максима записную книжку…

Сказать, что я была потрясена, не значит ничего. Как в семь вечера в большом городе можно безнаказанно убить человека? Как такое может быть?

– Мне… надо… на опознание… – пробормотал Семен. – Езжай домой, Саша.

– Сейчас! Я тебя одного не пущу!

– Но…

– Я же сказала – не пущу, не разговаривай даже! – И брат подчинился.

Мы поехали к городскому моргу, где Семена ждал следователь. Они вошли внутрь, а я осталась сидеть на байке, покуривая сигарету и думая о том, что сегодня, пожалуй, домой не поеду, не оставлю Семку в таком горе одного – мало ли.

Меня что-то очень сильно напрягало, я никак не могла понять, что именно, но потом, оглянувшись, догадалась. «Что-то» – это была компания подростков лет шестнадцати-восемнадцати, стриженных наголо и одетых, как в униформу, в черные кожаные куртки и тяжелые берцы вроде тех, что были на мне. Они расположились на двух составленных сиденьями друг к другу лавочках, курили, пили пиво, горланили что-то и постоянно поглядывали в направлении дверей морга. Это нравилось мне все меньше…

На всякий случай я незаметно вынула из багажника цепь и намотала на руку – нехитрому приему самозащиты меня обучили байкеры, но пользоваться пока не приходилось.

На крыльце показался Семен, закурил и сделал шаг в направлении машины, припаркованной чуть дальше того места, где сидела я. И в тот же момент толпа рванула к нему с криком: «Бей его!» Я слетела с байка и кинулась наперерез, не соображая, что я одна, а их человек десять. Размахивая цепью, я истошно орала и изрыгала такой мат, что потом даже не могла вспомнить, у кого все это слышала. Первый же не успевший остановиться пацан получил удар цепью, с визгом упал на асфальт, зажимая разбитое в кровь лицо. Следующему попало по уху, третьему – по руке. Остальные ошалели от наглости и напора и растерянно замерли. Этого как раз хватило Семену, чтобы вынуть из багажника бейсбольную биту и кинуться мне на помощь. Однако уже ничего не требовалось – воинственные «скины» превратились в кучку испуганных малолеток и обратились в бегство, не решившись связаться со взрослым вооруженным мужиком и явно нездоровой на голову девицей. Я же вошла в какой-то странный раж, как собака, учуявшая раненого зверя и устремившаяся в погоню. Подскочив к лежавшему, я принялась молотить его цепью и ботинками. Парень уже даже не закрывался, только стонал и бормотал что-то, а у меня перед глазами стоял Максим – безобидный, добрый Максим, убитый ни за что этими уродами… Только почувствовав, как из-под ног ушла почва, я перестала орать и брыкаться – Семен волок меня к мотоциклу: