Татьяна Воронцова - Не совсем мой, не совсем твоя

Здесь же ничего этого не было. Одна только беспросветная тупость и желание выслужиться перед работодателем.

Люди, у которых самый тяжелый импринт приходится на эмоционально-территориальный контур, обычно являются мускулотониками. Это означает, что большая часть их внимания и энергии сосредоточена в мышечных системах защиты-нападения… Они часто становятся культуристами, тяжелоатлетами и т. д. и необычайно увлечены демонстрацией своей физической силы.

Внимание, он идет… подпусти его поближе… а теперь давай, старина, пробил твой час! И Ник со всей дури навернул Борису стулом от дизайнера Марко Горини по голове. А потом добавил по загривку (тот нагнулся, пробуя увернуться) – да смачно так, с треском! Раздался рев минотавра… после чего минотавр перешел в наступление. И как у него репа не треснула, непонятно.

– Нет! – крикнула Илона, увидев, что Борис примеривается для удара. – Не по лицу! По лицу не бей!

Это вызвало у Ника приступ гомерического смеха. Ей разрешалось отвешивать ему пощечины по поводу и без повода, но чтобы мужчина!.. кулаком!.. Нет-нет, это абсолютно недопустимо. Какой бы поганой сволочью ни показал себя ее последний фаворит, нельзя лишать его последних остатков привлекательности. Товарный вид прежде всего.

Борис, понятное дело, мог укротить мерзавца и без мордобоя, но их разделял диван. А если не диван, то кресло. А если не кресло, то рояль. Потанцуем, дружище? Ах, ты так? Ну а я тогда эдак!.. Рок-н-ролл!

– Мебель, господи боже мой! – завопила Илона, в ужасе хватаясь за щеки. – Вы побьете мне мебель!

– Не паникуй, – бросил через плечо Борис. – Сейчас я его возьму.

И взял, конечно. Кто бы сомневался…

Уткнувшись носом в шерстяной ворс ковра, Ник вспоминал о том, как помогал Илоне подбирать подходящие по цвету портьеры и обивку для мягкой мебели. Он уже не покрывался испариной при мысли о возможных травмах и сопутствующих им болевых ощущениях. Плечи его тряслись от смеха.

– Ты, задница… – Борис забрал в горсть повлажневшие волосы у него на затылке и оттянул голову назад, чтобы заглянуть в лицо. – Ты думаешь, я с тобой что, в игрушки играю?

– Ты? Нет. В игрушки со мной играла Илона, а ты мочишь меня по всем правилам. Аж искры из глаз.

Про искры он упомянул зря, потому что сидящий на нем верхом громила не понял юмора и незамедлительно двинул его мордой об пол. И хотя на полу был ковер, удар получился что надо. Засохшая ссадина на скуле снова растрескалась и начала кровоточить.

– Черт, я же просила! – взвизгнула Илона.

– Да помню я, помню! – отозвался Борис с досадой. – Личико не портить, мебель не ломать… Принеси лучше полотенце.

В большинстве своем подобные типы вытесняются в военную сферу, где их склонности находят надлежащее этологическое применение в защите племенной территории. Анальная ориентация этого контура объясняет необычность военной речи, впервые отмеченную Норманом Мейлером: слово «задница» служит для обозначения личности в целом, а слово «дерьмо» – для обозначения окружающих обстоятельств.

Илона принесла полотенце – шоколадно-коричневое, махровое. Приподнимая голову, чтобы она смогла расстелить его на полу, Ник подумал, что пятна крови на нем будут почти не заметны. Разумно.

На какую-то долю секунды глаза их встретились. Борис как раз поинтересовался, не найдется ли у нее в хозяйстве чего-нибудь такого, чем можно связать поганцу руки, и Илона кивнула, подтверждая, что найдется. Вздрогнув, Ник уже приготовился услышать за своей спиной лязг наручников – тех самых, с которыми она познакомила его незадолго до своей поездки в теплые страны. Но нет, она принесла из ванной кусок обыкновенной бельевой веревки.

– Связывать-то зачем? – пробовал протестовать Ник. – Я и так уже твой. Ты сделал меня как сынка.

– Я смогу сказать, что сделал тебя как сынка, после того, как ты ответишь на все мои вопросы.

– Бог ты мой… Я чувствую себя персонажем вестерна.

Борис затянул первую петлю, и он моментально закрыл рот, отметив про себя, что полотенце пришлось как нельзя более кстати.

– Не слишком туго? – забеспокоилась Илона, чем вызвала у простертого на ковре Ника новый приступ безудержного веселья.

Борис внимательно посмотрел на Илону.

– Тебе все еще нужен тот номер телефона?

– Да, но… – Неожиданная хрипотца в ее голосе, обычно резком и визгливом, наводила на мысль, что, возможно, она все-таки понимает, что происходит. – Смотри, у него запястье распухло. Может, связки повреждены?

– Все может быть.

– А без этого никак нельзя? Мы же договаривались…

– Лицо ему портить нельзя, больно делать нельзя… – разозлился Борис. – Слушай, может, я домой пойду?

– Нет, но я не думала…

– Ну вот что, – раздельно проговорил тот. – Или ты сейчас же идешь на кухню, а мне предоставляешь полную свободу действий, или я бросаю все и еду домой. У меня, знаешь ли, есть дела поважнее, чем твоему ангелочку сопли подтирать.

– Ой, как ты не прав, мужик, – хриплым шепотом заговорил ангелочек, – ой, как не прав… Начнем с того, что никаких соплей ты мне не подтирал. И вряд ли тебе до такой степени повезет – не в этой жизни. Дальше…

Договорить ему не удалось. Боль от удара в спину была так сильна, что у него прервалось дыхание. Во рту появился стойкий привкус металла. Вдоль позвоночника волной прошла холодная дрожь. Попытавшись абстрагироваться от этих симптомов и потерпев неудачу, Ник глухо зарычал в полотенце. В который раз за этот вечер ему захотелось лишиться сознания. Или хотя бы временно утратить дар речи.

– Ох, да погоди же!.. – волком взвыла Илона. И метнулась к двери. – Не могу на это смотреть.

– Иди, иди, – добродушно проворчал Борис. – Свари пока кофейку. Я позову, когда он созреет для разговора.

Ник выпустил изо рта полотенце, которое терзал зубами, и окликнул:

– Илона!.. Постой, куда же ты? Не уходи. Будет весело.

Она обернулась. Увидела его лицо, его глаза… и стремглав выскочила из комнаты.

Он сидел на обтянутой клеенкой банкетке, наблюдая за тем, как хирург накладывает повязку, и думал: что, интересно, делает сейчас Ксения? Двенадцать ночи. Лежит, наверное, под одеялом, гладенькая и стройная, а рядом мурлычет этот грозный Царь Зверей. Точнее, Царица. Отсюда до ее дома рукой подать, но нет, нельзя. Нехорошо пугать девочку, в особенности после того, что ей пришлось пережить из-за грубости и хамства ее бывшего спутника жизни… бывшего ухажера… или как его лучше назвать… Черт, да не все ли равно? Ник устало потер пальцами лоб.

– Голова кружится? – хмуро спросил хирург.

– Есть немного.

Какое там «немного», просто вертолет. И почему, спрашивается? Вроде никаких серьезных повреждений, не считая порванных связок и гематомы на правом боку. Ни трещин, ни переломов… испорченный вечер, только и всего.