Лариса Шкатула - Внучка алхимика [litres самиздат]

– Да уж, – ошеломленно протянул Тредиаковский.

– Первым делом я хочу вытащить Агриппину.

– Отрадно видеть, как вы заботитесь о своей служанке.

– Вы считаете, я должна была бы бросить её на произвол судьбы, а сама заняться золотом?

– Но ведь вы же именно для этого пересекли пол-Европы.

Княжна не могла понять, говорит ли это Григорий серьезно или просто насмехается над нею.

– Продолжайте пить свой кофе, – холодно сказала она, кивая на третью заказанную им чашку и поднимаясь из-за стола, – а я пойду в полицию.

– Погодите! – он поймал её за руку и вежливо, но настойчиво заставил сесть на место. – Случилось так, как в жизни, по крайней мере, в моей бывает редко: наши с вами интересы совпали. Я смогу помочь вам не только в том, что касается вашей служанки, но и в том, чтобы обратить ваше золото в обычные деньги, драгоценности или поместья с крепостными.

Соня недоверчиво вперила в него взгляд.

– Хотела бы я знать, как вы сможете это проделать? Или вы настолько могущественны? Но тогда почему вы путешествуете по Европе в обычной почтовой карете, как самый обычный путешественник?

– Думаю, со временем я смогу рассказать вам всё о себе, а пока… Пока могу лишь сказать, что судьба свела вас с семейством, которое доставляло и доставляет немалые хлопоты своим государям. Один мой знакомый англичанин вспоминает в таких случаях строки из Писания: "Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина". Правда, старший де Баррас с возрастом угомонился, да и в совершении противозаконных дел его только подозревали, но так ничего и не смогли доказать. А вот Флоримон обскакал своего папеньку по всем статьям. И влез в такие дела, что поймай его за руку французская полиция, не миновать молодому маркизу эшафота.

– Вы хотите сказать, что случай с Агриппиной не единственный?

– Вы же сами сказали, мсье Антуан сыночку ничего не дал, но тот продолжает вести жизнь человека богатого, разъезжает по всему миру, сорит деньгами… У любого законопослушного гражданина невольно возникнет вопрос: откуда у него состояние?

– А разве не мог он зарабатывать деньги так, как зарабатывают другие люди?

– Мог бы. Но он этого не делал. По крайней мере, тайная канцелярия ни в какой работе или крупных сделках его не заметила. Зато с некоторых пор во Франции стали пропадать люди. В основном, иностранцы. А если точнее, иностранки. И не где-нибудь, а на известном курорте Дежансон. Вначале это случалось с одинокими лихими путешественницами, которые не имели близких родственников и потому их особенно не искали. Но потом работорговцы – а это были именно они, следствием доказано – обнаглели и потеряли осторожность. Одна за другой пропали дочери известных в мире людей. Одна – дочь влиятельного английского лорда, а другая – дочь человека, чей сын был фаворитом русской императрицы. Причем, брат так любил сестру, так искренне о ней горевал, что государыня дала распоряжение агентам своей тайной полиции найти девушку во что бы то ни стало.

– Неужели вы думаете, что Флоримон де Баррас…

– Есть такое подозрение, – уклончиво ответил Тредиаковский. – Главное, и русская девушка тоже пропала, находясь на лечении в Дежансоне.

– Скажите, а откуда вы об этом знаете? – поинтересовалась Соня, машинально отпивая из чашки Григория кофе, от которого недавно отказалась.

– Не забывайте, я работаю в русском посольстве в Париже и как его сотрудник, имею доступ к некоторым секретным документам…

Вслух своих подозрений Соня не высказала, но подумала, что вряд ли русская миссия в Париже занимается пропажей людей в каком-то Дежансоне. Пусть это и курортный город. А если и занимается, то вряд ли такие обширные сведения поступают в руки молодого чиновника, который работает всего второй год и вряд ли считается таким уж ценным работником.

Тогда кто он? Какой-нибудь тайный агент Коллегии иностранных дел?

– Гриша, а могу я узнать, вы знакомы лично хоть с одним из секретных агентов?

Вопрос княжны застал Тредиаковского врасплох. Он вдруг закашлялся и достал из кармана платок, чтобы, как она сама объяснила, потянуть время, и что-нибудь придумать.

– Уж не вы ли один из тех тайных агентов, которых императрица послала на поиски княжны Вареньки Шаховской?

Кашель Григория усилился. Наконец он убрал платок, показал княжне своё непроницаемое лицо и проговорил:

– Я не понял, Софья Николаевна, вы доверяете мне спасение вашей служанки или нет?

– Конечно же, доверяю! Во-первых, вы мой соотечественник, а во-вторых, я знаю вас немного больше, чем тех же французских полицейских. А вдруг и они куплены Флоримоном, как мадам Альфонсина де Шовиньи?

Соня говорила одно, а думала совсем о другом. То есть, не то, чтобы сам предмет её мыслей был иным, но на самом деле она вовсе не доверяла Тредиаковскому так безоговорочно, как своим видом хотела показать. Теперь ей было ясно, что и Григорий ей говорит не всё, а какой у него был к её делу интерес? Во всяком случае, не прекрасные Сонины глаза… Ах, да, он же ей что-то говорит!

– Кстати, о мадам Альфонсине. Есть подозрения…

– Как, и о ней вы тоже знаете?

– Вы так всему удивляетесь, ваше сиятельство…

– То есть, почему это – всему? Только лишь вашей осведомлённости. Разве вы, Григорий Васильевич, не говорили мне, что прежде никогда не были в Дежансоне?

– С вами очень трудно разговаривать, княжна. Прежде я и не подозревал, что женщины – такие дотошные.

– И часто вам приходилось иметь дело с женщинами?

– Не очень, – признался Тредиаковский, но при этом так явственно смутился, что Соня решила про себя: "Врёт!"

Вслух же она сказала:

– Не стану больше вас допрашивать, что да как, а то вы ещё подумаете, что женщины не только дотошны, но и неблагодарны. Вы бескорыстно предлагаете мне свою помощь. Другая на моем месте на колени бы перед вами стала…

– Не надо на колени! – испуганно привстал он.

– Вы только скажите, что мне делать? Куда деваться без документов…

– И без денег, – докончил он, вытаскивая из кармана портмоне.

– Оставьте, деньги у меня есть, – отмахнулась Соня.

– Позвольте, Софья Николаевна, разве вы только что не сказали мне, что все ваши деньги остались у Альфонсины?

– Остались. Все деньги, что я брала с собой из России, – терпеливо пояснила Соня. – Но у меня уже появились другие.

– И вы можете мне сказать, откуда?

– Ну, и кто из нас дотошный? – лениво осведомилась княжна, с удивлением прислушиваясь к собственному тону. Откуда в ней эта томность, эта авантажность? Отчего она чувствует себя этакой светской львицей, что прежде ей не было свойственно? – Лучше скажите, вы сможете достать мне другие документы?

– Думаю, что смогу, – Григорий тоже сменил тон, исподволь рассматривая свою визави; какая-то мысль явилась ему в этой связи так отчетливо, что отпечаталась даже в некую гримасу. Словно он подобно Архимеду тоже захотел воскликнуть: "Эврика!" Однако, вслух он ничего не сказал.