Евгения Кретова - Макошин скит

Это завораживало.

Забывшись, Семен облокотился на стойку и едва не перевернул ее. Засмущавшись, чертыхнулся, виновато оглянулся на Рафаэля – тот, кажется, даже не заметил, продолжал работать с камерой, выискивая лучшие ракурсы.

Из салона машины появилась Татьяна:

– Мы готовы. Стас, чего там с костюмом? Колдуй!

Тоже подошла ближе к Рафаэлю, заглянула через его плечо на экран фотоаппарата, хмыкнула.

– Стас, а из тебя отличная модель получается, – засмеялась в голос. – Немного задница широковата, но если подкачать… Хоть нижнее белье от Гуччи рекламируй.

– Вот себе и подкачивай… И нечего на мою задницу пялиться, – Стас, проходя мимо нее, ворчал: – Талантливый человек должен быть талантлив во всем…

– Должен, но не обязан, – Татьяна села на своего фирменного конькка – доставать Стаса за работой.

Стилист посмотрел на нее сердито, но без злости.

Рафаэль отвлекся от объектива, покосился на Татьяну:

– Звезда моя, а ты его смени лучше… Только выше поднимайся, и чтобы угол часовни оказался слева от тебя, – Рафаэль определился с одним из удачных ракурсов, прикинул, как он будет смотреться с Зои. Теперь проверял другой ракурс.

Татьяна послушно заняла нужное ему место, театрально воздела руки к тусклым еще небесам, пропела:

– О боги всемогущие, пошлите температуру плюс шестнадцать, шоколадку и нормальный кофе!

Рафаэль снимал и ее. Не обращая внимания на баловство визажиста, командовал:

– Правее встань. Правая нога выше, как будто шагаешь по лестнице… Нет, развернись. Теперь как будто спускаешься…

– Раф, не старайся, я просто не фотогеничная, – Татьяна лукаво щурилась.

Рафаэль забрался на валун, присел на корточки перед девушкой, поймал в объектив веснушчатое лицо:

– Не напрашивайся на комплимент, – пробормотал рассеянно и снова уткнулся в экран. Встав в полный рост, кивнул девушке: – Все, можешь идти в машину…

Татьяна весело козырнула:

– Есть, босс…

Семен подошел ближе:

– Раф, сухой лед нести? Или ты передумал?

Фотограф кивнул:

– …Стас! Что Зои, готова? У нас десять минут, пока солнце не переместится, потому всю экспозицию перестраивать…

Фотомодель выбралась из машины, предусмотрительно бросила на мерзлую землю тапочки, сунула в них ноги. Рафаэль поманил ее к себе, указал на место, где только что стояла Татьяна:

– Сюда, – протянул ей руку, помог взобраться по крутой тропе. Дождался, когда девушка снимет тапочки, отдаст их Семену, чтобы не попали в кадр. Удовлетворенно кивнул: – Так… Что тебе навевает это место?.. Не говори. Думай об этом.

Зои огляделась, поежилась, зябко поджала пальцы на ногах. Рафаэль сделал первые кадры, считывая эмоции девушки.

Та прошептала:

– Тоску, уныние, безнадежность. Как последний приют, который не дает успокоение, а только забвение…

– Круто, давай пока с этой эмоцией, поработаем.

Зои то поворачивалась к часовне, то отворачивалась от нее, заплетала волосы, присев на черные камни, щурилась на восходящее из-за часовни солнце. Подходила ближе к почерневшим стенам, дотрагивалась до них пальцами, обнимала себя за плечи. Ветер трепал пшеничные волосы, золотил их. А Рафаэль фотографировал, фиксировал кадр за кадром, отчетливая понимая, что… не то.

Созданный образ не жил, не дышал.

И фотограф не понимал, в чем дело.

Искал. Продвигался ощупью, уже забыв о конкурсе, об ожиданиях команды и собственных амбициях, сосредоточившись только на том, что работа «не идет», кадр не слушается, эмоция утекает, рассыпается.

Подозвал Семена – тот ловко брызнул на руку модели воду из пульверизатора:

– Это чтобы не обжечься, – пояснил.

Зои посмотрела с тревогой на него, перевела взгляд на фотографа. Тот успокаивающе кивнул:

– Один кадр. Две секунды.

Семен положил в центр девичьей ладони плотный ватный шарик.

– На счет три.

Рафаэль приготовился, поднес фотоаппарат к лицу, рассматривая девушку в объектив.

Семен аккуратно поджег шарик в руке девушки, бросил к ее ногам дымовую шашку. Щелчок. Один-единственный кадр прежде, чем Зои испугалась и бросила ватный комок на землю.

– Все, брейк, – скомандовал.

Ему стало стыдно – девушка продрогла. Столько кадров. И почто стопроцентная уверенность, что все впустую.

Отпустив модель, помог ей надеть тапочки и спуститься ближе к машине, где ее перехватили Семен и Стас. Оба уверенные, что проделана отличная работа. Но Рафаэль-то точно знал, что нет. Мрачно уставился в экран, еще раз просмотрел отснятый материал.

– Ну что, Раф. Все? – От машины отделился Гора, махнул рукой. – Я печку починил, поедем до города как приличные люди.

Рафаэль неопределенно кивнул:

– Сейчас, я еще пощелкаю… Собирайтесь.

И не позволив себя отговорить или отвлечь дополнительными вопросами, шагнул за угол, отделившись от ребят.

Слышал, как ребята недоуменно зашептались. Семен крикнул:

– Фотозонты собирать?

Рафаэль махнул рукой. Обошел здание.

Оно сильно повредилось из-за пожара.

Его пытались отреставрировать. Пожар свел все старания к нулю.

Фотограф видел почерневшие леса́. Осторожно перешагнув через гору ломанных кирпичей, взошел на пригорок. Отсюда красивый вид на лес. И на видневшийся за ним небольшой жилой поселок, очевидно – ту самую экодеревню, о которой говорила Татьяна. Надо домами поднимался белый дым затопленных печей, сюда, на холм пахнуло пряно, дразняще.

Рафаэль просто фотографировал. Вид, линию горизонта – она его успокаивала, он даже думал, что стоит ее поставить как заставку на компе, будет хорошо освежать взгляд и успокаивать внимание. Он щелкал затвором фотоаппарата, не сразу заметив в окошко объектива движение – он невольно кого-то сфотографировал с противоположного, менее всего поврежденного пожаром угла здания. По привычке пригляделся через экран, приблизил изображение.

Сердце упало и забилось часто-часто. Карина?

Этого не может быть. Приглядевшись, он уже сомневался: странная одежда, девушка казалась старше Карины.

Чтобы не выдать себя, он сделал еще несколько снимков, на этот раз – прицельно, выбирая ракурс так, чтобы лицо незнакомки попало в кадр, и тут же увеличивал его, чтобы убедиться. Руки дрожали.

Девушка, сбросив с плеч куртку, приладила ее на ветку дерева и теперь начала разбирать обугленные леса́ – снимала уцелевшие доски, аккуратно складывала в стороне, выбивала обухом топора нижние опоры, прикрывая глаза от сыпавшейся золы, ждала, когда осядет пыль, чтобы собрать прогоревший мусор в строительные мешки. Ей помогали еще две женщины, в такой же неопределенного цвета одежде: длинные юбки до щиколотки, темные платки, перепачканные сажей лица, куртки распахнуты на груди. Все трое работали молча, без шуток, пения, которыми обычно сопровождается такая работа.