Элли Гарус - Согнутые руки

– Бери выше – я думал, она меня убьет на месте. Но знаешь, несмотря ни на что, я рад этому. Я рад, что она стала моей женой!

– Да я уж заметил с каким ты выражением лица выступал перед Сальвадором. Я думал, он на тебя собак спустит, но это ещё не конец – от него ожидать можно всего, что угодно. Ты нарушил закон: украл чужую невесту. Это второе правило омерты*.

– Переживу: Локки мне не друг, да и с Роси они не были официально помолвлены; главное – она теперь под моей опекой. Я не дам ее в обиду!

– Важно, чтоб она того же хотела – быть рядом с тобой. На худой конец для отвода глаз: для всех – ты и Рослин должны себя вести, как супруги. Жить под одной крышей. Она славная девушка, волевая и будь готов к тому, что преодолевать свои возникающие на пути трудности, она, возможно, будет в одиночку – без мольбы о помощи.

Я не ответил ему ничего, потому что не был уверен в ее желаниях. Одно я знаю точно, ей нужна независимость, и она ее получила, и пусть в такой особый способ – с мужем в придачу.

– Я не открою Америку, если скажу тебе, что люблю ее… Наверное, она единственная женщина, которую я любил когда-нибудь по-настоящему. И пусть я знаю, что она не испытывает ко мне тех же чувств, но мне важнее знать, что я могу сделать для нее хоть что-то хорошее, за что однажды она скажет спасибо. Или не скажет… неважно, главное – она рядом…

Отец докурил сигару и выбросил окурок в песок. Он явно думал над моими словами, и только после того, как раздался скрип форточки на втором этаже спальни Роси, он сказал:

– Я думаю, она оценит то, что ты для нее делаешь… Одно ясно – ей не все равно, – отец кивком указал мне на окно второго этажа. Она все слышала? Или это проделки ветра?..

Мы с отцом прошлись ещё немного по берегу, и вернулись каждый в свою комнату, пытаясь поспать.

11:22. День спустя.

По пути в Чикаго

Сутки молчания от Рослин я пережил стойко. Не спорю, было тяжело! Но я старался не преследовать ее – не хотел давить своим присутствием. На следующее утро, мы собрались в дорогу неожиданно быстро, причем мне уговаривать Рослин не пришлось. Она молча собрала скромную сумку из тех вещей, что мы приобрели ей попутно в Кастильончелло. Не знаю кто сообщил ей, что сегодня мы собираемся домой, но она стояла у парадной двери одна из первых. Я привычно заговорил с ней позабыв о ссоре, она ответила мне нехотя, что-то вроде «и тебе доброе» и вышла из дома, направившись с сумкой к машине.

Всю дорогу до Пизы, отец пытался сгладить между нами затянувшуюся тишину – если бы отца здесь не было, я говорил бы с ней без умолку; говорил, говорил и говорил, лишь бы вывести ее на диалог! Пусть с ругательствами, криками и общими претензиями, но это уже не молчание! Объяснять отцу всю суть нашей ситуации не было смысла, я включил тихо радио и приятный женский голос окутал собой салон авто.

Я думал о нашем последнем разговоре с ней, который состоялся за день до разоблачения моей авантюры с женитьбой. Роси листала потрепанный семейный альбом, а я пытался вспомнить, кто из моих многочисленных родственников изображен на фото. Я рассказывал ей о разных семейных историях, традициях и любовных трагедиях, и она вдруг тоже разоткровенничалась со мной. Я прислушался внимательнее. Она стала пронзительной в своей правде:

– У меня на сердце такая боль… Даже не так, не боль. Мне не хватает слов чтобы подобрать нужное. Это как… – Роси теребила пальцами низ кофты, наверное, подумал я, ее это успокаивает, – вот когда осьминог выпускает свои чернила, так и у меня на сердце… Оно все запятнано черной горечью, смутой и недоверием. Оно все впитывает и впитывает, как губка, а назад вытолкать эту мерзость не в силах. Поэтому, просветов радости оно не замечает за этими пятнами. Теперь ты понимаешь меня, Фреди?.. Я ищу подвох во всем. Я не вижу обычной радости.

Уже будучи в аэропорту, когда мы забрали наши вещи из багажной ленты, Рослин подошла ко мне и едва слышно сказала:

– Так уж и быть, я не боюсь испробовать себя в роли жены, пусть и бутафорской! Возможно, случай научит меня придавать смысл всему. Может, я стану менее уязвимой. Но, сеньор Макалузо, это ещё не значит, что я на вас не злюсь!

Я приободряюще погладил ее по щеке тыльной стороной ладони, целуя в макушку:

– Взгляни на меня, ты живёшь теперь свободно, милая. И если что-то тебя тревожит или пойдет не так – приди ко мне и мы вдвоем как-нибудь справимся с этим, поверь. Вот он я – твой муж. Договорились?

Рослин впервые за весь день улыбнулась, и мне показалось, что в этот момент она оставила невидимый груз прошлого; затем демонстративно протянула мне свою сумку и, довольно напевая незнакомые мне строчки, она невозмутимо двинулась дальше:

– Оставляя после себя обещания, моя любовь, ты все еще здесь…

*Омерта – кодекс чести мафии, запрет на разглашение сведений о любой преступной деятельности.

После прилёта домой до полуночи я не сомкнул глаз. Снег кружился за окном нашего с Рослин небольшого дома, умиротворяющая картина никак не влияла на мое общее состояние взвинченности. Оно появилось с тех пор, как я узнал о тайне Роси, и теперь мне покоя не давал не сам факт истории, а то, что из-за возможного разоблачения погиб мой лучший друг! Безусловно, Джо что-то узнал, нарыл, за что и поплатился. Если это так, этому человеку до сих пор важна его репутация; значит он до сих пор действующее лицо и подмоченное доброе имя ему ни к чему.

«Джо всегда меня защищал…»

Я не помню, когда отключился. Бывают дни, когда мне снится сон, будто я нахожусь в пустой комнате, никого не вижу, всё вокруг темно и какой-то сильный туман окутывает меня со всех сторон. Я пытаюсь кого-то найти, пытаюсь нащупать предметы, дотрагиваюсь до стен – они холодные… В воздухе витает еле ощутимый аромат цветущей вишни, потом, когда я оборачиваюсь и иду в другой конец этой комнаты, улавливается такой гнилой, соленый как привкус крови, запах, но я шагаю дальше. Плечи охватывает страх, я упрямо продолжаю идти всё прямо и прямо, а потом по средине комнаты вижу размытый силуэт женщины. Я пытаюсь дотянуться к ней рукой и развернуть лицом к себе: с первого раза у меня не получается, затем я со всей силы разворачиваю ее к себе и вижу – это моя Роси. Она почему-то вся холодная, с посиневшими веками, будто вовсе неживая. Ее волосы мокрые, тело застыло в одной позе. Я в ужасе пытаюсь у неё спросить, что случилось, но не могу вымолвить ни слова.

Рослин молча смотрит на меня не моргая, разворачивает ко мне свои прозрачные ладошки, специально показывая, мол, смотри – я вижу глубокие порезы от финского ножа. Я уверен, что порезы именно от него. Из ран выступает кровь, она бежит и бежит в направлении предплечья и не останавливается. Я протягиваю руки дабы помочь жене. Я хочу остановить кровавые реки, но мои пальцы не слушаются, они закоченели. Я кричу в ярости на самого себя, а затем резко дергаюсь во сне и просыпаюсь, понимая что это был всего лишь сон. Я срываюсь с места и бегу в спальню к Роси, проверяю спит ли она, – Бога ради, с ней всё хорошо она тихо сопит и не видит моего побледневшего от страха лица.