Генрих Оккервиль - Нелепая и смешная жизнь капитана К. Офицера без имени

«Хм, думаю. Ангелы. Еще минута, и нас тут вздернут на ближайшем фонарном столбе.

«Как вас прикажете величать?» – поинтересовался я на всякий случай.

«Меня зовут Вячеслав Самсонович – отозвался незнакомец – по своему роду занятий я – начертатель морских и небесных путей, я сопрягаю маршруты бродячих вселенских светил и больших надводных кораблей, и от этого на земле иногда получается счастье».

Услышав столь лестную рекомендацию, я пригласил Вячеслав Самсоновича в наш департамент морских и небесных коммуникаций. Я сам был туда недавно переведен для исполнения кое-каких служебных тягот после завершения невероятно успешной компании в Офицерском переулке. «Идемте же к нам, о милейший Вячеслав Самсонович, наш директор будет чрезвычайно рад вашему появлению. Он примет вас благосклонно. Счастье – это как раз то, что нам так не хватает в данную минуту. Если вы принесете нашему директору и нашей отчизне счастья, он озолотит вас. Ну, рублей на сто точно можете рассчитывать».

«Что ж, извольте – любезно согласился Вячеслав Самсонович – поиски Персии я могу продолжить в любую минуту, ну хоть бы даже и в обеденный перерыв. А лишняя мелочь меня совсем не обременит. Знаете, хорошо ведь завалиться в какую-нибудь полпивную со звонким червонцем в кармане. А как – обратился он ко мне – вас в свою очередь соблаговолите именовать, о храбрейший из храбрых?»

«Меня зовут безымянный капитан – ответил я – или капитан К. Двенадцатая буква алфавита – это все, что осталось мне от моего замечательного имени. Так распорядилась сама судьба».

«Почему бы и нет – согласился Вячеслав Самсонович – поступь судьбы слышна за многие версты. Я от природы подслеповат, но слух все еще отменный. Судьба сейчас как раз неспешно пересекает Гороховую улицу, совершенно не страшась быть раздавленной трамваем, троллейбусом или подгулявшим ломовым извозчиком».

Минуту спустя вблизи звякнул и заколыхался на рельсах случайный трамвай. «Смотрите – обратил мое внимание Вячеслав Самсонович – пневматический трамвай. № 04388. Он дышит. Сейчас это такая редкость». «Неужели» – откликнулся я с ноткой легкого сарказма, доступной лишь коренным обитателям Батискафной улицы. «Уверяю вас, они дышат городским воздухом так же, как и мы» – заключил мой информированный спутник. Я пригласил Вячеслав Самсоновича внутрь, и мы кое-как залезли, втискивая в узкие деревянные двери трехпудовую саблю и необъятную треуголку. Двери зашипели и захлопнулись. «Мы с вами поедем сейчас на Лифляндскую улицу – предупредил я своего спутника – там и находится наш замечательный таинственный департамент». Вячеслав Самсонович как будто бы не имел ничего против.

Так мы и познакомились и подружились с Вячеславом Самсоновичем, начертателем морских и небесных путей, уроженцем загадочной и непостижимой Персии, творцом несбыточного счастья, хотя, на самом деле, если хорошенько разобраться, были знакомы еще с самого раннего детства, но были разлучены.

Трамвай вздохнул, тронулся и покатился, набирая ход, в сторону Старо-К-на моста. Толпа вылезла было из своих гнусных укрытий и бросилась отовсюду следом, спотыкаясь и падая на рельсы, посылая вдогонку тухлые овощи и проклятья, но, не догнав, вернулась наконец к своим спокойным и мирным хлопотам, делам и повседневным занятиям.

Потом я шел один одинешенек вдоль малознакомой улицы. Вячеслав Самсонович куда-то исчез. Кажется, он отстал, пристально изучая какую-то сумрачную и невнятную подворотню. У дверей департамента мы снова обрели друг друга. Директор напрасно спрашивал меня что и почему, и требовал с меня отчетов, кого это я приволок средь бела дня в сверхсекретнейший и сверхтаинственный департамент, на котором даже и вывески-то никакой вразумительной нет. «Понятия – говорю – не имею. Наверное, просто хороший человек. Вот, подобрал на Сенной да и подбросил на трамвае за казенные деньги». Я и не знаю, кто это такой. Я брожу около тайны.

Директор только рот раскрыл от такого оборота событий. «Что ж – говорит – пусть берет бумагу и карандаш, садится и чертит. Чтоб аккурат к четвергу у нас тут было счастье – а иначе три шкуры спущу».

Мы идем с Вячеслав Самсоновичем по незнакомой улице и на нас изо всех окошек глазеют привидения. «Какая удивительная улица» – замечает и смеется Вячеслав Самсонович и мы удаляемся, молча, потихоньку, малозаметно, шаг за шагом набирая скорость, не оглядываясь, забыв посмотреть ее название, глотая воздух, зная и осязая, что каждый взгляд, направленный нам в спину, способен, при случае, развалить нас пополам, обратить нас в камень, булыжник, кусок или кубик серого мармелада, усеянный сахарными веснушками, или, того еще хуже, банановую кожуру, судьба которой – тлен и мусор, разложение, попирание, гниль, мрак, пустота.

«Но мы-то с вами будем жить вечно» – говорит Вячеслав Самсонович.

Да, наверное, почему бы и нет. Я, честное слово, горжусь им. Кто проверял? Кто запретит? Кто видел? Никто. Никто. Никто.

«Я конечно не Лев Толстой – сокрушается Вячеслав Самсонович – но мне немного стыдно и не по себе оттого, что мы с вами вот так вот, впопыхах, оставляем незнакомую улицу, не изучив ее, не узнав даже ее названия. Испугались бог знает чего. Мы не вступили в словесный контакт с ее обитателями. Что я сообщу департаменту? Какой отчет предоставлю? Что это был Невский проспект? Садовая? Меня сразу убьют или растопчут на месте. Да и вам, гвардейскому офицеру, надо бы стыдиться и краснеть за наше поспешное и позорные бегство. Я бы вот на вашем месте бы сейчас застрелился бы или подал в отставку, как наш предыдущий директор. Тот сразу как вышел из дверей – немедленно шнырь под трамвай, вся Лифляндская улица сбежалась тогда посмотреть. А он говорит «я умираю за государя. (Все вокруг кричат, хлопают в ладоши – вот молодец!) Я отдаю ему свою душу, а тело пусть забирает… трамвай». Ну а с моей точки зрения, нечего так торопиться, нечего сгущать краски, вон и бумага туалетная вновь появилась, старик Елисеев говорит «еще на пару неделек хватит», и вполне приличная, и жизнь слава богу кое-как налаживается. Ну а призраки в окошках? А безымянная улица, полная ужаса и подвижного мрака? Что ж, прихотливая игра света и тени. Ветер, ветер, ветер, Вячеслав Самсонович. И еще раз ветер.

Вячеслав Самсонович хмыкает. «Туалетная бумага – говорит – еще не повод для душевного и нравственного триумфа». А с загадочной безымянной улицей еще предстоит разобраться.

Но нет, я не буду стыдиться. В отставку никогда. Никогда. Никогда. Никогда я не пойду по смертельному пути. Никогда не прыг под трамвай. Не шмыг. Не бряк. Мы потом сойдемся во мнении, что это, допустим, была Улица Второго Поползновения. Так и запиши. Запомни. Второго. Именно. Почему бы нет?