Валерия Ангелос - Жестокий роман

Такой большой дом. Огромный. И без слуг. Без охранников. Немного подозрительно, разве нет?

Или же все в округе знают, что сюда лезть опасно.

Оглядываюсь, двигаюсь по зову интуиции. Наконец улавливаю посторонний звук. Шум воды. Тишина. Вновь шум. Будто нож ударяется о разделочную доску. Поежившись, толкаю очередную дверь.

И оказываюсь на кухне.

Судорожно выдыхаю. Не таю облегчения. Мое воображение успело нарисовать несколько чудовищных картин, однако реальность выглядит гораздо более прозаично.

Женщина нарезает овощи. Уверенно и методично. Не отрывает взгляда от стола, никак не реагирует на мое внезапное вторжение. Не вижу лица, удается рассмотреть лишь одежду. Закрытое платье. Никаких вырезов. Длинный рукав. Наряд выполнен в серых тонах. Под стать окружающему интерьеру. Голова покрыта темным платком.

Возникает неприятное ощущение. Точно я на похоронах. Собственных.

– Добрый день. – Откашливаюсь, прочищая горло. – Меня зовут…

– Я знаю, кто ты, – холодно чеканит женщина, ни на секунду не отвлекаясь от своего занятия.

– Кто? – спрашиваю в тон ей.

Нож застывает на разделочной доске.

– Жертва, – коротко и хлестко.

Как и ледяной взгляд.

В самое сердце.

Она смотрит на меня. Лучше бы не смотрела. Столько презрения. Странно, как дыру внутри не прожигает. Или все уже выжжено прежде? Маратом. Его выжигающими, клеймящими, до жути наглыми глазами.

– Можно просто Вика. – Прячу страх за улыбкой.

– Он разрешил взять рубашку? – раздается ровный вопрос.

– Я не спрашивала, – пожимаю плечами.

Презрение отступает. Слегка. Сменяется чем-то новым. Интересом? Удивлением? Тень быстро растворяется в черноте. Лицо сковывает маска показного равнодушия.

Эта женщина красива. Очень. Причем без грамма косметики. Естественные краски не выцвели с возрастом. Изящно изогнутые черные брови. Роскошные ресницы. Алые губы. Трудно понять, сколько же ей лет. Морщин почти нет. Только взгляд выдает зрелость и опыт, что обретается лишь после долгой череды прожитых дней.

Она старше моей мамы? Младше?

– Возвращайся наверх, – бросает хмуро.

– Там скучно. – Приближаюсь к столу. – Я не привыкла бездельничать. Давайте лучше вам помогу.

Женщина отшатывается. Едва заметно. Кажется, на подобный поворот совсем не рассчитывала. Ждала истерику, рыдания, обвинения. Да что угодно другое.

Спокойно прохожу мимо нее, направляюсь к раковине, открываю кран, тщательно вымываю руки.

– Я ужасно готовлю, – продолжаю беседу. – Совсем нет опыта. Но думаю, сумею выполнить мелкие поручения. Если вы не против.

– Против, – отрезает она отрывисто. – Ступай отсюда.

– Дайте мне поручение, – говорю тихо, но твердо. – Любое.

– Нет, – обдает льдом. – Твоя помощь не требуется.

Подхожу к ней, смело встречаю взгляд.

– Вы боитесь? – спрашиваю прямо.

– Чего? – интересуется она с насмешкой.

– Ну, разного, – выдаю медленно. – Сегодня дадите мне задание на кухне, а завтра будете отмывать мою кровь с этого ножа.

Ее пальцы так сильно стискивают рукоять, что костяшки белеют.

– Имя свое тоже не скажете, да? – Я опять растягиваю губы в улыбке. – Не хотите, чтобы обреченная на смерть была хоть на шаг ближе.

Подступаю вплотную.

– Но я ни на что не претендую, просто скажите, что делать, – выдаю ровно. – Посуду помыть, прибрать. Без дела все равно не стану сидеть.

Женщина изучает меня с головы до ног, будто пытается понять, что же я за зверь такой надоедливый, вздыхает и качает головой.

– Ты не сбежишь отсюда, – говорит наконец.

– Знаю.

Лгу. И мы обе это прекрасно понимаем. Вот. Нечто общее пролегло между нами. Начало общению положено и закреплено.

– А если сбежишь, то очень сильно пожалеешь, – заключает она мрачно.

– Итог одинаковый, – криво усмехаюсь. – Смерть.

– Умереть можно по-разному. – Женщина отворачивается, продолжает нарезать овощи. – Не испытывай его терпение.

Никогда. Не рискну. Наверное.

– Вымой посуду, – коротко произносит она.

Маленькая победа одержана.

Остаток дня проходит в работе. И в молчании. Иного не жду. Невозможно получить все и сразу. Придется продвигаться постепенно.

Едва часы показывают семь вечера, женщина собирается и направляется к выходу. Не спрашиваю ни о чем. Не задаю никаких вопросов. Нельзя ее спугнуть. Даже одно слово может разрушить тончайшую нить и поставить крест на дальнейшем общении.

– Замира, – бросает она, не оборачиваясь, и закрывает за собой дверь.

Еле сдерживаю ликующий возглас.

Ее имя. Капля в море. Но… Пусть так. Важный фрагмент.

Если удастся подружиться. Если… Даже думать не решаюсь.

***

Мой мучитель задерживается. Пользуясь случаем, обхожу первый этаж дома, неспешно исследую обстановку. Никто не ограничивает передвижение, не мешает, не останавливает, не удерживает от спонтанного расследования. Либо скрывать здесь нечего. Либо живой отсюда меня не выпустят.

Застываю у подножья лестницы. Сердце бьется. Слишком часто. В районе гортани. Стрекочет так, точно артерии готовы взорваться.

Грохот двери. Щелчок замка.

Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Огромная фигура накрывает густой темнотой. Надвигается настолько стремительно, что перехватывает и без того сбитое дыхание.

Похоже, он не в духе. Тяжелый рабочий день?

– Я приказал ходить голой, – холодно чеканит Марат, недобро щурится. – А ты, видно, себя хозяйкой почувствовала.

Этот жуткий мужчина единственным своим взглядом пропускает через меня электрический ток. Разряд за разрядом. До изнеможения.

– Знаешь, говорят, мужская рубашка на женском теле как флаг на завоеванной крепости, – заявляю я чуть слышно, с едва уловимым придыханием.

Вроде обычная, избитая фраза, но даже эта банальность оказывает магический эффект.

Вижу по огню, который вспыхивает в пугающей бездне черных глаз. Марат рад бы схватить меня за волосы, вздернуть повыше, но слишком уж ему нравится мой вид. На коленях. У его ног. В позе покорности.

Он замирает. Дышит тяжело. Сжимает кулаки. Но не двигается. Просто наблюдает.

Я совсем не похожа на сломленную или завоеванную, однако послушно преклоняюсь. И это гремучее противоречие заводит похлеще любого афродизиака.

– Мне же лучше в одежде, – продолжаю тихо, нервно облизываю губы. – Разве ты не согласен?

Ниже пояса его брюк четко обозначается огромный бугор. Мое дыхание учащается. Помимо воли.

– Я люблю красивое белье, в нем женское тело выглядит эстетично, – ступаю дальше, за край допустимого. – Ты мог бы выбрать что-то на свой вкус. И если не понравится, всегда успеешь разодрать на клочки.

Выпрямляю спину, отчего грудь чуть подпрыгивает вверх и соски выделяются сквозь ткань рубашки.