Anna Ritter - К.У.К.Л.А

Димитров бросает забитый взгляд на меня и вместе с Бусыгиным они покидают магазин. Я тут же выплёвываю скорлупу себе в ладони.

– Тьфу. – Отплёвываясь, я отошла от прилавка, чтобы умыться.

«Пронесло!» – Подумала я, когда умывала лицо от грязи. Сердце сделало кульбит и успокоилось.

Телефон в моем кармане завибрировал. Пришло сообщение.

«Всё хорошо, он не заметил». – Писал Костя, а я медленно съезжала по стенке на пол.

Весь оставшийся день прошёл как в тумане. Виталина Степановна, увидев меня валяющуюся на полу, перепугалась. Решила, что меня либо кто-то ударил, либо я потеряла сознание. Устроила в магазине внеплановый обед, заперев дверь и накинув на ручку надпись «ОБЕД».

Степанна налила мне крепкий горячий чай, нарезала бутербродов и принялась выслушивать мой рассказ. Когда я сказала, что на самом деле сбежала из интерната, я с опаской взглянула на женщину. Боялась, что она тут же позвонит в полицию и меня заберут. Но всё оказалось куда прозаичнее.

– Тюю, нашла, кого бояться. – Запричитала Виталина, отпивая чай. – Коли пошла такая пьянка, – заговорщицки произнесла Степанна, присаживаясь поближе ко мне, – я тоже, чай не из царей вышла. У меня мамашка, та ещё проходимка была, нагуляла меня, когда самой было четырнадцать лет. Такая вот, мелкая козявка, – показывает размер своего ногтя на мизинце, – оставила меня на голову своей матери, то бишь, моей бабке. А кому я нужна? Также попала в приют, а в тринадцать лет убежала, когда местный охранник под юбки девкам нашим лезть стал. Так что, ты меня не боись, и хорька этого, вонючего, тоже не бойся. Подурачится и отстанет. – Степанна махнула на всё это рукой и даже глазом не повела.

Мне даже сразу легче стало, когда поняла, что Виталина Степановна тоже на моей стороне.

Весь ноябрь я жила себе, не тужила. Ходила на работу, а по выходным приходил Костя, и мы вместе занимались над уроками. Сам Димитров был парнем умным, просто я столько времени не посещала занятий, что казалось, я рядом с ним как инфузория- туфелька. Такая же недалёкая.

И чтобы не отставать по программе, Костя по выходным муштровал меня по всем предметам, начиная от алгебры и начала анализа, до биологии. Единственное, что мы не трогали, были иностранные языки. Я свято верила, что они мне не понадобятся. Единственный язык, который я жаждала выучить, был итальянский. Такой нежный и благородный. Мелодичный и таинственный.

Собственно, так и проходила моя спокойная жизнь. Я работала, ходила в библиотеку, которая находилась через три автобусные станции, помогала бабушке и считала себя абсолютно счастливой. Конечно, были такие мысли, как аттестат об окончании школы. На данный момент в моих бумагах был аттестат об окончании неполного среднего образования и в принципе, я могла подать документы в колледж и там пройти курс полного среднего образования и получить специализацию. Проблема состояла в том, что я не знала, кем хочу быть. Никакой зацепки, никакой. Да, я безумно любила читать, но на одних книгах далеко не уедешь. А просиживать свою жизнь на попе ровно в библиотеке я не хотела. Поэтому сидела и размышляла, пока время позволяло.

К середине декабря баба Катя слегла. И это было настоящим ударом для меня. Она резко потеряла всю присуще ей энергичность и таяла буквально на глазах. Я никак не могла взять в толк, что происходит с моей бабулей. Когда поняла, что всё хуже, чем я себе представляла, я вызвала скорую помощь и позвонила Косте. Бабушку забрали в больницу. А 18 декабря она скончалась, не приходя в сознание.

Я взяла недельный отгул в магазине и не могла собраться с мыслями. Похороны бабушки легли на наши детские плечи. Денег у нас, конечно же, не было, поэтому этим занималось государство. Стоя у её гроба, я дрожала и не могла остановить бесконечный поток слёз. Костя, которого отпустили на три дня домой, прижимал меня к себе и попытался успокоить. А я, я так прикипела к бабушке Кате, что не представляла свою жизнь без неё! Костя старался быть по- мужски сильным, но я видела, как он украдкой ронял слёзы. Ведь это был его единственный родной человек. За то время, что я жила у бабушки, мы с Костей стали родными друг другу, но это другое. Костя и я были в глазах бабушки братом и сестрой и, поскольку, нам всем так было удобнее, мы оба приняли такое положение вещей.

Кроме нас двоих на похоронах не было никого. И было настолько тяжело её оставлять в этой промёрзшей, сырой земле, что сердце разрывалось и кровоточило.

– Я с тобой. – Шептала я, когда мы с Костей сидели в комнате и поминали бабушку. На столе была её фотография, которую я сделала на свой телефон. Это была первая и единственная фотография в моём сотовом. Я распечатала её и вложила в рамочку. Там бабуля улыбалась, и глаза её светились счастьем. Есть пару фотографий, которые просто на скотч, развешаны на стене. Мы там втроем. Бабушка, Костик и я.

– Я думаю, благодаря тебе она уходила счастливой. – Костя уже не скрывал своих истинных эмоций. Он уткнулся мне в грудь и долго плакал. А я тихо поглаживала его по волосам. Таким же пшеничным, какие в молодости были у бабушки.

На поминки я испекла капустный пирог, который так любила бабуля, кутью из риса и изюма, а также сварила постный бульон. Костик притащил бутылку вина – красного, сухого. Тогда я впервые попробовала алкоголь. Мы выпили всего по рюмке и ещё одну поставили бабушке, за упокой.

Наутро после похорон я решила поговорить с Костиком. Не хотела откладывать важный разговор в долгий ящик. Пускай решиться всё здесь и сейчас.

Я заглянула на кухню. Димитров так и не ложился спать. Он листал альбом. Там были все. Его родители, которые попали в аварию и погибли в одночасье, когда Костику было пять лет. Бабушка и дедушка, и даже я. Все. Вся его семья.

– Кость, я могу с тобой поговорить? – Я присела на самый краешек.

– Что такое? – Не поднимая на меня взгляд, произнес Димитров, переворачивая листы альбома.

– Я не хочу тебя стеснять и хотела бы уточнить, сколько ещё я могу злоупотреблять твоим гостеприимством и оставаться здесь жить? – Я не говорила, а бубнила, стараясь скрыть за внешним спокойствием эмоциональную бурю.

Костик оборачивается и смотрит на меня глазами побитой собаки.

–только ты у меня и осталась, Лола. Вся моя семья в тебе. Как думаешь, я выгоню свою сестру из дома? Ты бы как на моём месте поступила? – У меня от таких слов из глаз брызнули слезы. Я налетела на Костика с распахнутыми объятиями и крепко прижала к себе.

– Это такой же твой дом, как и мой. – Объявил Димитров, обнимая меня в ответ.

Мы посидели так, то в полнейшей тишине, то вспоминая бабушку. Бабушка Катя переписала свою жилплощадь на Костика и по достижению совершеннолетия он может со спокойной душой сюда въехать. И через полтора месяца мы будем жить уже вдвоем.