Anna Ritter - К.У.К.Л.А

Ночью пятницы я дождалась пока соседки заснуть глубоким сном и положила подушки под одеялом, таким образом, будто это я там лежу. Собрала оставшиеся мелочи в сумку, переоделась в верхнюю одежду и покинула интернат с черного входа. По ночам там ходит охранник, поэтому нужно быть крайне внимательным, чтобы не попасться.

С Костей мы договорились встретиться у заднего фасада здания. Там были ржавые ворота с брешью около кустарника. Время на телефоне показывало второй час ночи. Я предупредила его, что уйду из комнаты, когда буду уверена, что девочки спят.

Когда подходила к кустарнику, в темноте увидела мелькнувший силуэт. От страха хотела драпануть оттуда, но услышала шепот Димитрова.

– Лола?

Выдохнув, я подошла поближе. В руке у Кости была моя карта учащегося: Броневицкая Лолита Юрьевна – 21 августа 2001 год.

Я часто задавалась вопросом, почему меня назвали Лолитой. Неужели им показалось нормальным дать трехлетней девочке такое необычное имя? Всё оказалось куда проще. Скорее всего, меня так и звали. Дело в том, что в интернат я попала с кусочком обгоревшего детского одеяльца, на котором было вышито моё имя. Но сохранились последние четыре буквы «…лита». Ну, много ли вы знаете женских имён на такое окончание? Вот и я нет. Фамилия «Броневицкая» и отчество «Юрьевна» была одолжена у врача, который меня выходил. Его звали Юрий Броневицкий. Так и получилась я.

С днем рождением было проще. Опять же, она была вышита на одеяльце под именем. И если имя подгорело, то дата рождения осталась нетронутой.

– Как мне тебя отблагодарить? – Спросила я, когда была одной ногой на свободе.

– Живи счастливо! И периодически давай о себе знать. – Костя нежно чмокнул меня в нос и сунул напоследок небольшую сумму денег в руку. – Доедешь до бабушки, напиши.

Так и началась моя странная, сумбурная жизнь вне интерната. И если я думала, что больше никогда не услышу о Богдане, то зря я надеялась. Зря надеялась, что Бусыгин, это самое страшное, что случилось в моей жизни.

Глава 3

Когда я добиралась до старенького, двухэтажного кирпичного дома, я всё равно с опаской оглядывалась назад, боялась, что Богдан уже бежит за мной.

Бабушка Катя жила на первом этаже в милой, уютной однокомнатной квартире. Встретила она меня как родную! Было так приятно, что я расплакалась. Мы посидели с часок, а как бабушка (она просила называть её так) посмотрела на часы, быстро уложила меня спать.

Я уместилась вместе с ней на раскладываемом диване. Как сказала бабушка, в тесноте, да не в обиде! И знаете, как мне легко и комфортно с ней было?! Будто бы со мной по- настоящему родной и близкий человек.

Утром я разложила свои немногочисленные вещи, прибралась в квартирке и видела, как бабушка тихонько плачет в платочек. От радости. Я переворошила все шкафы, постирала в ванной шторы, вымыла окна, хоть на улице и было уже холодно, но так хотелось смотреть на мир через чистые стекла! Выбила на улице дорожки и вымыла полы. На оставшиеся деньги, что мне дал Костя, я сходила в ближайший магазин и купила кое- какие продукты – хлеб, кефир (бабушка приготовила божественные блины!), гречневую крупу, макароны и кость для супа. На мелочь набрала немного конфет. Совсем дешёвых, но для чая самое оно!

Так мы и жили с бабушкой Катей. Через неделю после моего побега, мне написал Костя. Я, конечно же, его предупредила, что добралась и у нас с бабушкой всё хорошо. В субботу мы обе ждали Костю дома, но он не пришёл. Бабушка переживала, и я вместе с ней. Насколько я знала, со слов бабули, Костя приходил каждые выходные, а если такой возможности у него не было, парень звонил бабушке и предупреждал заранее.

Бабушке Кате было уже 84 года. Худощавая и седая, бабушка поутру укутывала голову в платок, скрывая свои длинные жемчужные волосы. Однако её серые глаза прекрасно видели. Она читала книги или смотрела телевизор без очков! Мне порой казалась, она видит людей насквозь. Она очень любила внука и была очень встревожена его отсутствием.

В субботу мы так и не получили от Кости никакого звоночка. Я начала переживать, мало ли что случилось в интернате после моего побега. Хотя бегство из детского дома не считалось чем-то невероятным. Дети часто убегали в поисках лучшей жизни или родителей. Некоторых находила полиция, некоторые возвращались сами, а существовал тот процент, когда уходили с концами.

Вечером в воскресенье пришло сообщение от Димитрова. Я через печатный текс как-то почувствовала всю ту тревогу, которую испытывал Костя.

В письме говорилось, что на утро, когда моя пропажа обнаружилась, в интернат прибыла полиция. Некоторые, самые чувствительные ребята, посчитали, что Бусыгин из- за ревности прибил меня где-то на территории учреждения, а тело закопал в саду. Естественно это было просто из- за паники. Обнаружили пропажу всех моих вещей и документов, а это упрямо указывало на мой побег. Как я поняла, полиции дали наводку на мои скорые поиски. Но кто в России занимается подобным хламом? У нас даже покушение на убийство не считает важной причиной, чтобы сообщать в полицию!

«Когда убьёт, тогда и звоните». – И это без сарказма.

Ребят не выпускали за пределы интерната. Все увеселительные поездки и походы резко сократились. Детей не выпускали. Мало ли кому ещё в голову придёт сбегать? Поэтому и Костя не мог приехать. Учащиеся разделились на два лагеря: кто-то серьёзно полагал, что я сбежала от Бусыгина и его домогательств, кто-то решил, что у меня есть парень за пределами интерната, и я убежала к нему.

Оба варианта безумно злили Богдана. Он ходил озверевший и кидался на любого, кто начинал разговор о моей скромной персоне. Костя предупредил, чтобы я не показывалась в районе, где находился детдом и вообще, не вылезала из- за окраины. По словам Димитрова, Богдан нацелен самостоятельно меня поймать. В декабре он уходит из интерната в свободное плаванье и там его руки будут развязаны. Он только и говорит, что о моем возвращении. К нему. Как написал Костя: «Ей от меня не спрятаться, не убежать». И говорит это с таким хладнокровием, что Димитров уже побаивается своего друга.

Но сидеть, сложа руки и бояться собственной тени, я не собираюсь. Бабушкина пенсия не была способно полностью прокормить двоих человек и оплатить коммунальные услуги, поэтому я устроилась на свою первую работу. И пока всё шло довольно неплохо.

В магазин, куда я устроилась работать поломойкой, меня спокойно приняли без трудовой и медицинской книжки, им было главное предъявить паспорт. Бабушка долго отговаривала меня идти работать.

– Ты девочка красивая, маленькая, тобой воспользуются, а ты и не заметишь. – Причитала баба Катя. Она, как и многие до неё, увидев меня впервые, воскликнула, радостно хлопая в ладоши: – Надо же, какая очаровательная куколка! Ну, просто загляденье! – Я тогда лишь зубами скрипела, но молчала. Однако эта куколка у меня уже в печёнках сидит.