Юлия Узун - Песчинка. Пустой мир

– Нет, не гуляла. Хотя прекрасно знаю, что там никого нет, но как-то все равно жутковато.

– У тебя, наверное, остались впечатления от фильмов «Обитель зла» или «Я – легенда»? – Кенни отодвигает стул и садится. – В подростковом возрасте я был без ума от этих фильмов. Теперь это уже ретро-кино.

– Там вроде как зомби… – припоминаю я.

– Там – да. Но наш мир пуст. И ночная прогулка очень даже полезна.

Кенни в конечном итоге уговаривает меня выйти на улицу. Эльбрус остается за сторожевого, мы даже дверь не стали закрывать.

Кенни очень предусмотрительно берет с собой ручные фонарики, один отдает мне. Мы шагаем по бульвару, внимательно глядя перед собой. На что только не натыкаешься по дороге: людская одежда, сумки, осколки от витринных стекол, обломки кирпичей и даже мебели. Москиты время от времени беспокоят.

Убиваю очередного комара на плече.

– В последнее время все чаще задаюсь вопросом, почему именно насекомые выжили, – раздаётся мой голос в ночи. – А еще рыбы. Недавно мы с Оливией поймали рыбу в заливе, представляешь?

– Мне тоже это кажется странным. Должно быть, есть какая-то закономерность. Животные и птицы вымерли. А насекомые и некоторые разновидности земноводных остались в живых.

– Что ты имеешь в виду под «разновидностью земноводных»?

– Когда я был в северной Африке, то увидел саламандру. Это ведь не насекомое, правильно?

Поднимаю бровь и задумываюсь.

– Что же их объединяет?

– Это нам предстоит выяснить, Селена. – Кенни берет меня за руку, потому что я уже дважды споткнулась. – Ну, как? Страшно?

– Не особо, – с улыбкой отвечаю я.

– Никого. Город огромный, но наши голоса сопровождаются эхом. Ей-богу, иногда создается ощущение, что мы в банке.

– Тихо! – Резко останавливаюсь и пытаюсь прислушаться к звукам. – Слышишь?

– Да, – соглашается Кенни. – Как будто животное бежит. Клац-клац.

Оборачиваемся и направляем фонари туда, откуда слышно движение. У меня замирает сердце на мгновение. Кенни оказался прав. Это животное. Это Эльбрус!

Кенни смотрит на меня, я на него. Собака не просто так нагнала нас, он хочет что-то сообщить, ведь Эльбрус не покидает хозяйку без причины. Тревога заполняет наши умы, и мы почти в один голос кричим:

– Оливия!

– У нее жар!

Кенни включает свет. Оливия лежит под одеялом, дрожит и стонет.

– Проверь, нет ли сыпи. Руки, ноги, живот. Обычно все начинается оттуда. Приложи ухо к груди и постарайся прослушать легкие. Есть ли хрипы?

Я судорожно осматриваю тело девочки, затем слушаю легкие. Дыхание ровное, без каких-либо посторонних шумов.

– Без стетоскопа сложно сказать что-то наверняка. Но она не кашляет и сыпи нигде я не обнаружила. У нее обыкновенная лихорадка.

– М… м… мне х… холодно, Се… лена, – стуча зубами, произносит Оливия. Кенни приносит еще одеяло.

– Нет! Что ты делаешь?

– Ей же холодно.

– Так ты не собьешь температуру. – Срываю с девочки одеяло и как можно мягче говорю: – Знаю, тебе холодно, но постарайся набраться терпения. Скоро станет лучше, я обещаю. – Целую Оливию в лоб, затем принимаю у Кенни чашку с компрессом и медленными движениями протираю лицо девочки.

– У меня «ОК»?

– Нет, милая. Это банальная простуда. Кенни, – обращаюсь к парню, что стоит рядом, готовый к любой помощи, – я должна сбегать в аптеку. Возьму жаропонижающие, а заодно антибиотики. Постарайся как можно чаще прикладывать компресс Оливии на лоб или же обтирай все тело. А я скоро вернусь.

Мы меняемся местами. Беру фонарь, Эльбруса и несусь в соседнюю аптеку за всем необходимым.

Часом позже мы с Кенни располагаемся на кухне. Все самое страшное позади, лихорадка отступила и теперь Оливия спит.

– Черт, как же она меня напугала, – говорю я. Чувствую, как в горле пересохло, поэтому наливаю воды из графина и делаю глоток. Нервы собрались в один плотный комок и ощущение, будто мое тело работает на механизме, которому не помешало бы масло. – Я дала ей антибиотик. Мне кажется, это на нервной почве и никак не связано с вирусными заболеваниями. У ребенка стресс.

– Ты у нас медик, тебе лучше знать, – отвечает Кенни.

– Как бы я хотела знать больше, чем просто азы.

Кенни качает головой.

– Ты умеешь делать инъекции, а это уже огромный плюс.

– А ты умеешь успокаивать, – отшучиваюсь я, а потом мы погружаемся каждый в свои мысли. Проходит не меньше часа, прежде чем я вспоминаю, что мне есть, что показать Кенни. Хотя на часах давно за полночь, ни я, ни он уснуть всё равно не сможем. Так почему бы не воспользоваться моментом?

Приношу Кенни все записи своего деда, планшет и компьютер доктора Джона Вайбера, и мы детально разбираем информацию. Сидим почти всю ночь и не думаем об усталости. Иногда заглядываю в комнату к Оливии, чтобы проверить ее состояние, но лекарства сработали отлично. Девочка пропотела, а вместе с потом вышла и болезнь – так говорил мой любимый преподаватель.

В записях моего деда ничего существенного и полезного не оказалось, так же, как и в компьютере. Но вот на последнем письме Вайбера Кенни заострил внимание.

– Здесь говорится о вакцине, – спокойно рассуждает он. – Почему они это не проверили?

– Доктор же ясно сказал, что японцы не шли на контакт.

– А почему? Не странно?

– Он задает тот же самый вопрос, Кенни. Конечно, странно. Поехали в Японию и узнаем.

– Как только будем готовы, полетим. – Он хочет, чтобы его слова не звучали холодно, но именно так и выходит. Я сдаюсь и принимаю решение идти спать. – Селена, ты уходишь?

– Думаю, на сегодня достаточно.

– Ты злишься? – Его глаза сверкают. Он подходит ближе и касается моей руки, очень осторожно – словно боится быть отвергнутым. Это сбивает меня с толку. – Прости, если я иногда бываю резок. Я такой же человек, как и ты, и все эти события, этот чертов вирус – не выходят у меня из головы. А теперь еще и генетический код. Почему тогда наши родители погибли?

Этот вопрос я тоже уже много раз себе задавала, но ответа не нашла.

Мы стоим очень близко друг к другу. Я чувствую приятный запах одеколона, которым он воспользовался еще утром, но, тем не менее, аромат мускуса не выветрился. От Кенни исходит доброта и благость, а еще мощная энергия, которая заряжает уверенностью. К нему так хочется прикоснуться и получить частичку счастья, которую у меня отобрал коварный вирус. Однако без его желания я этого сделать не могу.

Кенни вновь начинает говорить:

– А что, если нам вновь погулять по институту вирусологии? У них должны быть записи про это код, а к тому же полное описание болезни.

– Хорошо, – отвечаю я и поднимаю голову, чтобы посмотреть на его лицо. И мне мерещится, что его взгляд, улыбка и черты лица изменились. Ощущения накатывают бурными волнами, их невозможно ни осмыслить, ни удержать. Прикусываю губу, да так, что из нее вот-вот хлынет кровь. – Пусть только Оливия поправится, – произношу я и отворачиваюсь, не в силах больше смотреть на него.