Виктория Холт - Кёрклендские забавы

– Расскажите о них, – попросила я и прибавила: – Если хотите… только если хотите.

– Я хочу рассказать вам о себе, Кэтрин.

– Так сделайте это.

– Последние недели были самыми интересными, самыми счастливыми в моей жизни, и все благодаря вам. Причина, по которой мне не хочется возвращаться в Забавы, проста. Мне придется расстаться с вами.

– Мы могли бы встретиться снова.

Гэбриел снова повернулся ко мне.

– Когда? – спросил он, и в его голосе послышались – или мне это показалось – сердитые нотки.

– Когда-нибудь. Знаем ли мы, сколько нам осталось?

– Как странно вы говорите… Как будто думаете, что кто-то из нас… или мы оба… можем завтра умереть. – Его щеки немного зарумянились, отчего глаза как будто загорелись еще ярче. – Никто не знает, когда придет его смертный час.

– Какие мрачные речи. Мне девятнадцать. Вы говорили, что вам двадцать три. Люди нашего возраста не думают о смерти.

– Но, очевидно, не все. Кэтрин, вы выйдете за меня?

Должно быть, потрясение, которое я испытала в тот миг, со всей очевидностью отразилось на моем лице, потому что Гэбриел рассмеялся.

– Вы посмотрели на меня как на полоумного. Вам кажется странным, что кто-то хочет на вас жениться?

– Я не могу отнестись к вашим словам серьезно.

– Вы должны, Кэтрин. Я спрашиваю в высшей степени серьезно.

– Но как вы можете говорить о браке после столь краткого знакомства?

– Мне оно не представляется таким уж кратким. Мы с вами встречались каждый день. Я знаю, что кроме вас мне никто не нужен, и хочу только одного: быть с вами.

Я замолчала. Что бы там ни думала обо мне Фанни, до сих пор у меня не возникало мыслей о браке с Гэбриелом. Мы с ним стали близкими друзьями, и я бы затосковала, если бы он уехал, но когда я задумалась о замужестве, он показался мне почти незнакомцем. Гэбриел пробуждал во мне любопытство, был не похож ни на кого из тех, кого я знала, и благодаря таинственности, окутывавшей его личность, меня к нему влекло. Но до сей минуты я воспринимала его исключительно как человека, посланного мне провидением в важную для меня минуту. Я так мало знала о нем и ни разу не встречалась с его родственниками. Более того, когда речь хотя бы ненадолго заходила о его доме, я тут же начинала чувствовать, что Гэбриел отстраняется от меня, как будто в его жизни были тайны, которые он не готов со мной разделить. Ввиду всего этого мне показалось очень странным, что он вдруг решил сделать мне предложение.

Гэбриел продолжил:

– Каков ваш ответ, Кэтрин?

– Мой ответ: нет, Гэбриел. Мы многого не знаем друг о друге.

– Вы хотите сказать: вы многого не знаете обо мне.

– Может быть, это я и хотела сказать.

– Но что вы желаете знать? Мы оба любим лошадей и собак, нам приятно общество друг друга. С вами мне весело и радостно. Можно ли хотеть от жизни чего-то большего, чем ощущать радость и быть счастливым?

– А с другими… у вас дома… С ними вам невесело? С ними вы счастливы?

– Только с вами я чувствую себя полностью счастливым. Ни с кем другим я не смеялся так искренне.

– Не самый прочный фундамент для семейной жизни.

– Вы осмотрительны, Кэтрин. Вам кажется, что я слишком тороплюсь.

В это мгновение я вдруг почувствовала, как одиноко мне будет, если он уедет, и я торопливо произнесла:

– Да, вы правы. Просто мне кажется, что мы слишком спешим…

– Во всяком случае, – ответил Гэбриел, – мне не нужно опасаться соперника. Не говорите «нет», Кэтрин. Подумайте о том, как сильно мне этого хочется… и попытайтесь сами хоть немного этого захотеть.

Я встала. У меня пропало желание оставаться в пустоши. Гэбриел не возражал, и мы поскакали в деревню, где он со мной и попрощался.

Подъехав к конюшне, я увидела Пятницу. Он ждал меня. Пес всегда знал, когда я уезжаю на прогулку, и неизменно встречал меня в конюшне.

Терпеливо дождавшись, пока я передам Ванду одному из конюхов, Пятница бросился ко мне, изо всех сил показывая радость от моего возвращения. Многие собаки обладают этим чудесным качеством, но у Пятницы оно было развито сильнее, чем у других, потому что соседствовало с необычайной покорностью.

Он стоял рядом, когда мое внимание было устремлено на что-то другое, терпеливо дожидаясь своей очереди. Думаю, у него навсегда остались воспоминания о былых несчастьях, и потому в его неуемном обожании всегда чувствовались глубокая покорность и благодарность.

Я взяла пса на руки, и он принялся самозабвенно обнюхивать мою одежду.

Я обняла его. С каждым днем я привязывалась к Пятнице все сильнее, и любовь к нему почему-то усиливала мои чувства к Гэбриелу.

Войдя в дом, я задумалась о том, какой была бы моя семейная жизнь с Гэбриелом. Я уже начинала чувствовать, что могу размышлять об этом, не испытывая отвращения.

Какой станет моя жизнь в Глен-хаусе после отъезда Гэбриела? Я буду кататься на Ванде, гулять с Пятницей, но это ведь не может продолжаться вечно. Придет зима, а в здешних вересковых пустошах зимы суровые. Бывают такие дни, что и из дому не выйдешь, а если выйдешь – рискуешь замерзнуть насмерть во время снежной бури. Я представила себе долгие мрачные дни в доме… утомительная, монотонная череда. Да, может вернуться дядя Дик, но его визиты не бывают продолжительными, и я прекрасно помнила, что после его отъездов жизнь начинала мне казаться еще более беспросветной.

Я подумала, что должна бежать из Глен-хауса. И мне предлагали способ это сделать. Если я откажусь – не буду ли жалеть об этом до конца своих дней?

Гэбриел время от времени заезжал к нам на обед. Когда это случалось, отец всегда выходил к столу и даже старался вести себя как радушный хозяин. Я видела, что он не испытывает неприязни к гостю. Когда в доме появлялся Гэбриел, губы Фанни складывались в насмешливую улыбку. Я знала: ей казалось, что он пользуется нашим гостеприимством и, когда придет время покинуть наши края, тут же позабудет о нашем существовании. Фанни, которая никогда ничего не давала, всегда боялась, что у нее что-нибудь отнимут.

Хватало и скрытых намеков на мои «надежды» в отношении Гэбриела. Фанни никогда не была замужем и не сомневалась, что если женщина желает вступить в брак, то это потому, что рассчитывает быть обеспеченной едой и одеждой до конца жизни. Что же до мужчин, чьей обязанностью это является, то, разумеется, они лишь ищут возможность «взять то, что хочется» (это выражение Фанни), даже не стараясь дать взамен что-то большее. Ценности Фанни были исключительно материальными. Мне страстно хотелось сбежать от них, и я понимала, что с каждым днем отдаляюсь от отца и Глен-хауса и все больше приближаюсь к Гэбриелу.

Был май, дни стояли теплые и солнечные, и я с радостью уезжала из дома в пустоши. Теперь мы с Гэбриелом разговаривали о нас и в нем появилась какая-то лихорадочность. Он казался мне похожим на человека, который то и дело оглядывается, словно ища преследователя; часто Гэбриел с горечью отмечал, как быстро бежит время.