Степан Сказин - Моя тюрчанка

Моя девочка подумала немного. И кивнула:

– Хорошо. Я все сделаю для того, чтобы мы остались живы. Но если мы окажемся хроническими неудачниками, и дело дойдет-таки до самоубийства – тогда, смотри, не струсь.

– Обещаю, – сказал я.

Поразительным образом, разговор нас облегчил. Хотя говорили мы о нерадостных вещах – с плеч точно рухнула глыба. Мир вдруг стал простым, как чередование белого и черного. Как детсадовская игра: угадай, в каком кулачке зажата конфета. Не надо ни о чем думать: Ширин устраивается на работу и продлевает визу – либо мы оба умрем. Не самое выгодное пари с насмешливым роком – но я свято уверовал, что нам не выпадет «умри». Кулачок, на который мы укажем, разожмется – и мы получим вожделенную карамельку.

Но и мысль о смерти не казалось такой уж страшной. Что хуже: смерть или видеть запредельную тоску на лице любимой девушки?.. Смерть – или полные жгучей печали вздохи твоей милой по ночам?.. Я думал, я уверен был: мне хватит запала вместе с Ширин покончить с собой.

Вдохновленные, я и моя девочка завели новый жизненный распорядок. Клянусь: мы оба надеялись на успех, на то, что не докатимся до суицида. Совсем молодые – мы испытывали естественное отвращение к смерти. Мы перестали транжирить мою пенсию на фаст-фуд. И даже рассчитывали отложить немного денег на будущее, за которое боролись.

С утра пили молочный кофе, иногда с печеньем, и тихонько разговаривали. Оба по природе молчуны – мы теперь испытывали потребность делиться друг с другом мыслями и чувствами. После кофе Ширин садилась за ноутбук и открывала сайт с вакансиями. Я старался не мешать ей; торчал в другой комнате или на кухне. Моя милая перебирала объявления о работе точно бисер. По подходящим – звонила. Через стенку я слышал звонкий, как родник, голосок моей возлюбленной.

Просидев перед монитором три или четыре часа, моя девочка шла на кухню стряпать обед. Пока исходящее паром овощное варево кипело и булькало на плите, мы успевали выпить по кружке ароматного чаю и чуток поговорить. Бывало, в шутку считали падающие за окном пушистые снежинки. Мы дарили один другому особую нежность и теплоту. Кроме нас самих – в безбрежном мире у нас не было никого. Мы были, как жмущиеся друг к другу два выброшенных на улицу котенка.

После обеда – гуляли. Целый час бродили по лесопарку. Лесопарк был раскрашен в два цвета: в белый цвет снега – и в черный цвет кривых древесных стволов. А над нашими головами – широко раскидывалось серое небо. Мы резвились на легком морозце, как две газели – оставив дома все дела и заботы. Играли в снежки. А иногда, держась за руки, просто петляли по лесопарковым тропинкам и вслух мечтали.

Ширин вот-вот найдет работу с официальным оформлением. А там и я устрою куда-нибудь курьером. (У меня-то – расейского гражданина – не возникнет таких проблем с поиском работы, как у милой). Оба будем усердно трудиться за свою копейку. А в выходные ездить в зоопарк, музеи, планетарий. Либо дома, укутавшись в плед, под хруст чипсов смотреть какой-нибудь мелодраматический сериал.

Мне было девятнадцать, а моей девочке – всего восемнадцать лет. Казалось: впереди – долгая жизнь. Такая долгая, что дорога, будто бы, никогда не оборвется. Ни я, ни любимая – как бы следуя негласному табу – ничего не говорили о роковой дате, которую наметили. Запланированный нами суицид – был точно огромный слон в комнате, которого мы аккуратно обходили.

Я посещал мозгоправа. Ширин меня не сопровождала: я не хотел, чтобы вредный психиатр ее видел. Но все равно, выписывая мне таблетки, чертов доктор с лошадиными зубами острил насчет «азиаточки», которая со мной живет. Издевательски спрашивал, чем кончилась моя попытка вернуть себе статус дееспособного. Как будто ничего не знал о моем провале!.. И не менее издевательски меня «наставлял»:

– Смирись: ты ненормальный. Боженька тебя обделил. Но милосердное государство платит тебе пенсию. Так можешь не работать – а ты и не годишься ни на какую работу, даже фантики от конфет подбирать. А если приспичило жениться – найди себе нормальную бабу. Грудастую славяночку с собственной квартирой. В твоей бы хате жили, хату супруги – сдавали. Тоже капала бы денежка.

Я ничего не отвечал психиатру – но внутри у меня все так и клокотало. Выданные таблетки я увозил с собой. Они пополняли кучу коробочек на кухонном столе. Я так и не возобновил прием лекарств.

Рождество – главный официальный расейский праздник – мы с Ширин не отмечали, потому что оба были весьма далеки от религии. Но, по случаю скидок в супермаркете, купили двадцать пятого декабря торт «Змеиное молоко», шипучий лимонад и колбасную нарезку.

Скоро пожалует дедушка-январь, а моя милая так и не нашла работу. Мы начинали нервничать. Моя девочка часто плакала по ночам. А я не в силах был ее утешить. Грозным напоминанием о запланированном самоубийстве служили нераспечатанные пачки снотворного на кухонном столе. У нас предостаточно «колес», чтобы попытаться уснуть навсегда.

Ширин искала работу по разным вакансиям: официантки, технички, гардеробщицы, продавщицы. Две трети объявлений приходилось отсеивать сразу: там значилось, что потенциальный работодатель ищет «коренных расеян», «лиц славянской внешности» и т.д. На нас так и веяли ветры не столь отдаленных времен, когда немецкие булочники и аптекари вывешивали на своих дверях: «Евреям и собакам вход воспрещен».

Моя милая упорно звонила по остальным – не расистским – объявлениям. Но и на этой полянке не было ягод. Мою девочку готовы были взять на работу, поставить в смену хоть на завтра. Но на вопрос о трудовом договоре, о продлении визы металлическим голосом отвечали: «Нет. Мы не оформляем сотрудников. Еще нам не хватало платить налог на работника-иностранца». Да и насчет зарплаты высказывались как-то мутно. Закрадывалось подозрение: месяц ты будешь горбатиться – а потом тебя выкинут за шкирку, не заплатив и ржавого медяка.

Редко-редко паззл, вроде бы, складывался – и Ширин удавалось согласовать интервью. Но все собеседования, на которых побывала моя любимая – закончились буквально ничем. Потенциальный работодатель просто не перезванивал моей милой. А если моя девочка звонила сама – блеял что-то нечленораздельное.

– Я ищу работу как-то неправильно, – сказала мне Ширин вскоре после рождества.

Моя луна была права: раз нам до сих пор не повезло, значит мы делаем что-то не так. Находят же работу другие мигранты!.. И невозможно поверить, что все «не расеяне» и «не славяне», которых мы каждый день видим на улицы, были нелегалами, работающими без трудового договора. Мы должны разобраться, что к чему – и что-то изобрести.

9.Крокодил и черепаха