Ольга Волошина - Немного любви и другие обстоятельства

Звонит она через полчаса снова:

– Алечка, что это за мужик у вас к телефону подходит? Я его спросила, а он что-то невразумительное пробормотал. Ничего я не поняла из этого невнятства.

Выкручиваться я не стала. Что в том толку, всё равно узнала бы правду. Да ещё и прикатит проверить, что да как. Вот я сразу ей и выложила:

– Папаша мой приехал, муж твой бывший, значит.

–Что ж вы мне сразу не сказали? Я что не имею права знать, что в семье происходит?

Вот тут я напрасно не соврала, что он только сию минуту заявился, и мы просто не успели известить её. Что поделать, если я такая бестолковая. Все, как есть, правдиво выложила:

–Да ведь если б ты была этому рада, мы бы тут же… А в сложившихся обстоятельствах решили подождать удобного случая.

– Пока я сама, значит, не столкнусь. Вот я на него и наткнулась, – подозрительно спокойно отреагировала Нина и добавила, чтоб не радовались: – Так я немедленно еду к вам!

Вряд ли она сильно торопилась расцеловаться со своим бывшим и поболтать с ним о жизни за чашечкой чая. Я приуныла. На Гошу было просто жалко смотреть, так сильно он струсил. Интересно, как ему вообще удалось довести Нину до ЗАГСа и продержаться целых полтора года? На наше счастье Груня пришла раньше мамули. Она сразу усекла, что у нас неладно.

– Что это вы такие пасмурные, словно перед всемирной катастрофой? Признавайтесь немедленно, что стряслось?

– Нина Гош… Григория Ивановича застукала по телефону. И уже едет сюда.

Называть папашу папой у меня никак не выходило.

– Что ж, чему быть, того не миновать. Давайте стол к чаю накроем.

– Может, я уйду? – робко предложил Гоша.

–Ещё чего удумал! – осадила его Груня, называвшая бывшего зятя Гошей и на «ты». – Куда это, на ночь глядя? Да ты не бойся, не убьёт. Мы и сами её боимся, но втроём-то не так страшно.

А вот он и звонок, наконец. Бабуля двинулась открывать, как самая храбрая из нас троих. Нина влетела в нашу с Груней гостиную, словно разъярённая фурия, не сняв даже пальто и не разувшись. Бедный Гоша вжался в диван, словно желая слиться с пёстрой обивкой и затеряться между ярких цветочков. Я на всякий случай отошла к окну, хотя честно должна признать, что никогда не была ею бита. Да этого и не требовалось, без того страшно было. И только Груня стояла между нами и Ниной, держа в руках кухонное полотенце, будто на случай обороны. Немая сцена…

Затем Нина разразилась речью:

– Я вам доверяю, а вы за моей спиной всякие подлости!.. Как вы вообще посмели на порог пустить этого, этого…?

– Ты тут не обзывайся, Нин! – сурово оборвала её бабушка, не повышая голоса, но покраснела страшно. И вообще за километр было видно, как Груня разозлилась. – Этот… человек, между прочим, отец твоей дочери. Так что ты бы поаккуратней выражалась при девочке.

– Тоже мне девочка нашлась, вся в папашу, зараза. Знать её не хочу больше!

Гоша решил за меня заступиться, но вышло только хуже.

– Нинусь, ты это, Нинусь…

– Я те покажу «Нинусь», – совсем рассвирепела родительница. – Вы у меня попляшете ещё!

– Ты шла бы домой, Нин. Мы тут тебя к чаю ждали, а теперь уж и приглашать неловко, оскорбляешь всех, почем зря. Спасибо, что не матерно. А грозить-то что по-пустому, не поубиваешь ведь.

– Этого бы и убила!

– Да боязно, поди. В тюрьму-то не хочется, – прокомментировала Груня. – Так иди домой, поостынь. И с руганью по телефону не звони – отключу на фиг!

– Штрейкбрехерша! – процедила Нина презрительно, развернулась и вылетела из квартиры так же стремительно, как пришла.

Минут пять мы молчали, прислушиваясь к звукам за захлопнувшейся дверью. Потом папаша сокрушенно пролепетал:

– Что же теперь с девочкой будет? Как же она…

– Не переживай так, обойдётся. Чай, Лике не впервой. Дочь у меня с рождения с крутым характером, – вздохнула бабуля. – И в кого только такая удалась?

**

А через день папаша притащился домой вдребезги пьяный. Видать с расстройства не выдержал. Спасибо, хоть не буянил и не ругался. Хотя он ведь тихоня, и спьяну поорать не решался. Гоша только погрозил в пространство кулаком, что-то бормотнул, дотащился до кресла прямо в пальто и ботинках, шлёпнулся в него и захрапел. Просто удивительно, как ему это удалось так скоро.

Груня, вернувшись с работы, с порога учуяла непотребный запах чрезмерного распития.

– Слетел наш голубок с катушек-то, – расстроилась она и слегка выразилась. Обычно-то она говорит исключительно культурно, не другим чета. – Эх, придется применять методы физического воздействия!

– Ты что, бить его будешь? – испугалась я. – Он ведь спит себе тихонько.

– Бить, не бить, а…

Больше я от неё ничего не добилась.

Бабуля переоделась, вымыла руки, выпила чаю – всё это медленно, не торопясь. Затем встала из-за стола, взяла кувшин с холодной водой, кинула в него весь лед из холодильника и пошла в комнату, где в кресле по-прежнему тоненько посапывал папаша Гоша, немного съехавший вниз и набок. За всё время ни одна из нас не произнесла ни слова.

Груня подошла к спящему Гоше, поставила кувшин на стол, наклонилась над креслом и крепко похлопала незадачливого зятя по щекам. Голова его мотнулась, он промычал что-то, взмахнул рукой и снова засопел. Тогда бабуля опять взялась за кувшин, и я поняла, что сейчас эта ёмкость будет опрокинута на голову папаше.

– Грунечка, а может не надо! – взмолилась я. – Он отоспится, рассольчику выпьет с утра – и ничего.

– Надо, Лика, непременно надо воздействовать, – упрямствовала бабуля. – Иначе он впадет в запой, и всё насмарку – работа, заработки, да что там, вся жизнь!

Видать, Груне пришлось с этим делом столкнуться. Несладкая жизнь у нас, баб.

Тем временем кувшин на секунду завис над Гошиной непутёвой головой, чувырк – и вся вода хлюпнула разом в лицо, за пазуху. Пьяненький вскрикнул, замахал руками, отфыркиваясь. Но глаза всё же открыл.

– А-а, холодно, – заныл папаша. – Для ч-чё эт-та меня?

– Лика, бери его с другой стороны, – распоряжалась Груня. – Поволочем в ванную, пока он не очухался и не сопротивляется.

Я послушно подхватила его под локоть, и мы потащили Гошу на экзекуцию.

– А он не простудится? – забеспокоилась я.

– Ничего ему не будет. С ними… с этими, никогда ничего не случается, – сурово сказала Груня, стаскивая с несчастного Деревяшки пальто и пиджак. Затем удовлетворенно крякнула: – Вот и то-то, вот и ладненько. А остальное высохнет.

Гошу наклонили головой в ванную, и на него полилась ледяная вода из душа. Он заверещал, замахал руками, но вырываться не стал. Почуял, видно, что бесполезно.

Через сорок минут совсем проснувшийся Гоша сидел тихонько на кухне и послушно хлебал горячий чай, который непрерывно подливала ему бабушка.